Инга

С его приходом все кардинально изменилось, и он сразу стал играть главенствующую роль.

— Это Раек? — указал на труп Вован.

Григорий кивнул. Вошедший остановился над лежащим на земле Женькой и стал внимательно его рассматривать.

— Вот как бывает в этом чокнутом мире: ты столько мне рассказывал о своем друге, обещал познакомить, а теперь встретились — смотрю на него, а он на меня нет… Хотя, может, и видит… оттуда. — Он на мгновение поднял глаза к небу.

— Может, и видит, Владимир Петрович, — философски произнес Григорий. — Может, и видит.

Все молчали, а Вован продолжил:

— Хороших людей ты обидел, Калган. Ворон — человек правильный, он свой авторитет на зоне заслуженно заработал. Товарищ его, которого ты завалил, пять лет братву в бараке грел. Теперь ребятам на зоне чифирить реже придется. — Он повернулся и впился взглядом в коренастого.

Тот явно почувствовал себя неуютно и, нахмурившись, спросил:

— Ты мне предъявляешь, Вован?

— Я, Сеня, подбрасываю тебе пищу для размышлений. Аккуратнее надо работать, вокруг лохов пруд пруди, вот их и кидай, никто слова не скажет. А Ворон воровской закон чтит и живет по понятиям, косяков за ним нет, — перечислял Владимир Петрович, — и люди о нем хорошего мнения. Ты сам подумай: случатся разборы, поддержит ли тебя братва?

— Ты что, Вован, предлагаешь мне заднюю включить?

— У тебя своя голова есть, ты и думай. Я сюда заглянул, чтобы все по-людски было. — Он повернулся к Григорию: — А ты что скажешь, Ворон?

Григорий оторвал взгляд от Райковского.

— Когда я сюда собирался, то понимал, что с деньгами придется попрощаться. «Пускай, — думал я. — Не последние, еще наживем». А вот друга потерять не рассчитывал. Деньги мне его не заменят. Но и разборы устраивать я не хочу. Если ты, Калган, надумаешь, то отдай Женькину долю арестантам на зону.

Владимир Петрович одобрительно наклонил голову и повернулся к коренастому. Против такого предложения трудно было что-нибудь возразить.

— Ну что ж, Ворон, вижу, не зря тебя братва уважает. Так и порешим, — сказал Калган. — Половину я в общак на зону отправлю. Ну, и другу твоему организую подобающие похороны. Лады?

Григорий смотрел на протянутую руку: трудно жать ее человеку, всего пять минут назад лишившему его единственного друга, но объявление войны будет еще хуже.

— Лады, — согласился он.

— Вот и хорошо! — заключил Владимир Петрович. — Люди будут довольны…

***

С тех пор прошло много лет.

Калган и большинство подобных ему полегли в лихих бандитских разборках, Владимир Петрович ушел в мир иной, Стрелка (на котором висело столько, что у братвы накопилась к нему куча вопросов) отмазал и взял под крыло оперившийся Ворон. Он так и не стал вором в законе и, не претендуя ни на какие главенствующие роли в криминальном мире, заработав себе недюжинный авторитет, по-прежнему старался держаться в тени. Империя, созданная Григорием Семеновичем Воронцовым, теперь крепко стояла на ногах и все больше принимала очертания легального бизнеса, при этом была хорошо защищена вполне легальным ЧОПом5, возглавляемым Витей Стрелком…

…У Инги давно остыл чай: она так и сидела, держа чашку в тонких пальцах, и внимательно слушала долгий рассказ Григория Семеновича. Какое-то неуловимое сходство чувствовалось между ними: не внешнее, а внутреннее, в силе характеров. С самого начала Григорий Семенович почуял в ней такую же силу духа, и с каждой минутой все больше в этом убеждался. Она его не боялась, для нее он был в первую очередь отцом Артема. Да и в его поступках она видела больше делового, нежели криминального. Советские законы давно канули в небытие, а он просто опередил время. Сейчас его прошлое уже не выглядело таким ужасным, как тридцать лет назад.

Григорий Семенович с Ингой сидели у журнального столика и пили чай. Настала очередь Инги, и она рассказала гостю о ранних годах Артема, о детском доме и институте, о друзьях и о том веселом розыгрыше, который он устроил ей на Восьмое марта. Григорию Семеновичу нравилась эта девушка, он заведомо одобрял выбор сына, хотя еще ни разу его не видел. А когда Инга стала показывать ему фотографии Артема на телефоне, то он разглядывал каждый снимок минут по пять.

— Глаза такие же добрые, как у Милы, — заметил он.

— У Артема не сохранилось ни одной фотографии матери.

Тогда Григорий Семенович достал кошелек и вынул оттуда старенькую фотокарточку. На черно-белом снимке была запечатлена смеющаяся счастливая девушка, стоящая рядом с автомобилем на горном перевале, а у нее за спиной можно было разглядеть знаменитое Ласточкино гнездо.

— Вот, — протянул он Инге. — Захватил на всякий случай.

— Вы были с ней в Крыму? — узнала она место.

— Это было лучшее лето в моей жизни, — произнес Григорий Семенович. — Я очень любил Милу.

— Можно я сделаю копию? — спросила Инга, положив карточку перед собой на столик.

Он кивнул.

Повозившись с настройками, она сфотографировала старый снимок себе на телефон. Убедившись, что все получилось, Инга вернула карточку гостю.

— Перешли, пожалуйста, мне его фото, — попросил Григорий Семенович, убирая снимок назад в портмоне.

— Конечно.