Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира

В Москве Анна устроилась работать в Министерство общего машиностроения, начальником канцелярии. А для дополнительного заработка вечерами печатала на пишущей машинке. Сверхурочные были необходимы, так как вскоре оказалось, что муж ленив и работать совсем не собирается. Поначалу она еще надеялась, что он переменится, и содержала его какое-то время за свой счет. Кроме того, нужно было половину стоимости квартплаты отдавать свекрови.

В 1936 году, в августе, родилась Инга. Когда ей исполнилось месяцев семь, муж наконец-то пошел работать – токарем на завод, находившийся в здании бывшего Петровского монастыря в Крапивенском переулке, что почти в двух шагах от их дома. За месяц работы он приносил домой мизер – рублей тридцать пять, не больше. А то скажет, что зарплату у него украли, и вовсе не принесет ни копейки. Или забюллетенит. Нередко жена будит его утром: вставай, на работу опоздаешь, а он отвечает, что ему во вторую смену. Во вторую смену вновь не идет. «Мне в ночь», – скажет. В ночь идет и всю ночь спит на работе.

– Специалист он хороший, – говорили про него на работе, – но ленивый, а ночью вообще только спит. Поэтому у него и зарплата такая ничтожная…

В 1937 году его призвали в армию. Служил он в погранвойсках в Средней Азии. С плеч Анны словно свалился большой груз. Она рассказывала впоследствии:

– Мне стало намного легче: на работе мне помогали, к празднику дарили подарки для Инги, я немножко вздохнула, ожила…

Ингу через Горздрав удалось определить в ясли. И вот там Анна сдружилась с воспитательницей – Наташей Бибикиной, которая очень полюбила Ингу, молчаливую и спокойную. Когда Анна задерживалась на работе, Наташа могла привезти ребенка домой к Анне и сама остаться ночевать у нее, а также к себе взять Ингу.

Но до окончания своей армейской службы муж приезжал еще раз домой. Это было в 1939 году. Приехал он сделать операцию колена, на котором образовался нарост, мешавший ему ездить верхом на лошади. Операцию сделали благополучно – в клинике у Петровских Ворот. Но вновь, в течение полутора месяцев, он был на иждивении своей жены.

Закончилась у него служба в 1941 году, в январе. Но то ли из-за того, что свекровь Прасковья Игнатьевна что-то накляузничала в письмах ее сыну, то ли у него была своя цель, только он на этот раз приехал не домой, а к сестре Леле, жившей у мужа на Комсомольском проспекте, и от Анны его приезд скрыли.

Леля позвонила ничего не подозревавшей Анне на работу и попросила:

– Ты дай нам Ингу, пускай она у нас немножко побудет.

Четырехлетнюю Ингу к ним отвезла свекровь Прасковья Игнатьевна.

Инга побыла там несколько дней, Анна звонит и говорит:

– Я заеду за Ингой, хватит уж, загостилась…

И слышит неожиданное:

– Никто тебе ее не отдаст.

…Анна застала там всех, в том числе и мужа. Вот тогда и узнала, что он, оказывается, приехал и находится в Москве. Стала требовать отдать ей ребенка. Но Ингу не отдавали. И даже стали драться. Муж Анны, хотя и был податливым по натуре, на жену никогда не замахнулся и никому не дал ее тронуть. Он всячески отгораживал ее от махавших руками своих единомышленников. Но и Анна не растерялась, она сняла с Инги валеночек и стала им бить по го ловам нападавших – поверх рук мужа, который всячески мешал противоборствующей стороне наносить ответные удары.

От криков, от шума Инга испугалась и заплакала. Квартира имела коридорную систему, и вскоре из всех комнат вышли соседи. Видя, что ребенок плачет, они заявили:

– Ребенок плачет и не хочет у вас оставаться, зачем же вы задерживаете его?

Когда мать и дочь шли домой, Инга говорит:

– Мамочка, мы больше сюда никогда не придем…

Несколько позже муж Лели, работник органов, сказал как-то Анне:

– Прасковья Игнатьевна всех разбивает, мой брак с Лелей разбивает, не даст и тебе она житья.

Впоследствии я был свидетелем несложившейся семейной жизни у старшего сына Прасковьи Игнатьевны – Николая Михайловича.

Но родственники не успокоились. Прасковья Игнатьевна и иже с ней подали в суд – лишить Анну родительских прав, поскольку, дескать, она плохо воспитывает дочь, не следит за ней и т. п. И кроме того, ее надо выселить с жилплощади. Это было главным для Прасковьи Игнатьевны. Жизнь у сына с Анной, по всей видимости, уже разрушена, а отдавать площадь Анне жалко.

Со стороны Прасковьи Игнатьевны были двенадцать свидетелей, в том числе и те, которых Анна впервые увидела здесь, на суде. С ее стороны – всего лишь ее подруга Наталья Бибикина, работавшая воспитательницей яслей, и соседка по квартире Ксения Титовна, прямая по характеру, всегда говорившая то, что было на самом деле.

И еще Анна взяла с собой Ингу, ее не с кем было оставить дома. Одела ее в новенькое, недавно купленное пальтишко, надела меховую шапку и валеночки. Инга была упитанным ребенком, всегда всем нравилась. Пройдясь с мамой по улице, до здания суда, она посвежела, и щечки у нее стали похожи на два красных больших яблока.

После опроса свидетелей с речью выступила прокурор. Она сказала такие слова: