На набережной загорались огни, вкусно пахло шашлыками со всех сторон и у него заныло под ребрами, так захотелось съесть большой кусок мяса. Или картошки там. Интересно, хахаль поведет ее в кабак вечерком? Все тетки уже, поджимая губы, друг другу рассказали, вот, мол, и Вивина Инга поспела, возраст настал, вся в мать, сразу нашла, с кем закрутить, школы еще не закончив. Хотя свои же дочки уже какой год утюжат по вечерам набережную и стоят в кустах у калиток по полночи. Ну, добавляют, конечно, вздыхая, может, и правда, напишет с нашей барышни портрет и будет он висеть в Эрмитаже.
- Горчик? Это ты?
От неожиданности он закашлялся, хватаясь рукой за шиповник, свесивший на обочине парковой дороги длинные ветки.
- Черт!
Тряся рукой, пошел, хмурясь и одновременно удивленно улыбаясь. Инга шла рядом, озабоченно глядя, как щипает себя за ладонь, выбирая обломки колючек.
- Дай я.
- Обойдусь. Чего хотела?
- Поговорить.
Он встал под фонарем, что лил светлую желтизну в жидкий сумрак. Протянул руку ладонью вверх. Инга взяла ее, поднося к глазам и отклоняясь, чтоб не заслонять тенью. Провела пальцем.
- Тут? Колет?
- Угу. Да. Все уже.
Сунул руку в карман. Снова пошли рядом, а их обгоняли и шли навстречу белеющие одеждами люди.
- Так что?
- Давай сядем где-нибудь, - Инга оглядывалась, подыскивая место, - чтоб без народа.
- А что художник твой? На танцы не поведет, что ли? - хотел сказать ехидно, но голос получился скрипучим, будто долго перед этим кричал.
- Он... он сказал, что устал, и ему нужно побыть одному.
Она говорила печально, и Горчик снова передернулся внутри. Другая приврала бы. Сказала бы, та через часок да, свидание. Или там - та заболел, перегрелся. А эту, получается, отшили, она так и говорит. Устал он... Видите ли.
- Ну да, - согласился Горчик, - не мальчик чай, устает быстро.
- Ладно тебе, - мирно отозвалась Инга.
И он перестал злиться и воевать. Просто пошел рядом, вроде они вместе и вот - идут. Разговаривают.
- Пойдем. Есть место. У тебя время-то есть?
- Сколько угодно, - вздохнула Инга, - до самой ночи, пока спать не лягу, времени у меня.
- Хорошо тебе. А я жрать хочу, просто смертельно.
- Домой пойдешь?
- Та нету дома нифига. Рыба замороженная в холодильнике. Ну, хлеб еще.
Она сбоку посмотрела на хмурое лицо, темнеющее под выгоревшими волосами.
- А знаешь что? Пойдем картошку жарить? Наедимся. Потом и расскажу.
- На костре, что ли?
- Нет, - засмеялась Инга, - я тоже есть хочу, то долго - костер, к нам пойдем. Бабушка ждет, тоже сидит голодная.
- Не пойду я к вам, - отказался Горчик, сворачивая с дороги на Ингину улицу, - еще чего, не пойду.
- Да уже идешь. Не бойся, Вива сейчас отдыхает. А мы почистим и пожарим, с салом. А потом быстро съедим и уйдем. Сереж, не могу я одна сегодня. Чокнусь.
Тьфу ты, подумал Горчик, входя следом за девочкой в маленькую калитку. Не может она. А я значит, утешальщик нашелся...
На веранде Инга включила свет, и маленькая лампочка кинула на стол кружевные легкие тени. Они вползали на сахарницу и заварочный чайничек, трогали горстку вымытых поблескивающих ложек. Подвинула с края стола блюдце с комком пластилина и квадратную коробочку с чужими надписями.
- Зажигалка есть у тебя? Вот, зажги спираль, а то комары сожрут. Я сейчас.
Ушла в дом, а Горчик, выбрав себе стул подальше от света, вынул зажигалку, чиркая, подпалил кончик спирали, воткнул в пластилин и замер, прислушиваясь.
Через распахнутое окно слышал невнятный тихий разговор, вздрогнул, когда окно неожиданно загорелось, и пересел со света на другой стул.
Гремя миской, Инга вышла, таща на локте пакет, а в руке ножи. Нагибаясь рядом, сунула миску на стол и бухнула пакет у ноги Горчика.
- Сейчас воды наберу. А ты пока доставай и сюда в ведро чисти. Не бойся, Вива читает, она не выйдет к нам.
Пока за спиной в маленьком дворике звенела вода, Горчик, пошуршав, вытащил гладкую картошку и, прикусив губу, стал обстругивать с нее толстую кожуру. Инга водрузила на стол миску и села рядом, придвигая стул. Улыбаясь, поглядела, как чистит, и молча стала шкурить другую - быстро и аккуратно.
Мирно светило распахнутое окно, над резными, сложенными для сна листочками альбиции мелькали, попадая в свет, летучие мыши. Спираль тянула вверх дымную нитку с резким сухим запахом.
Они работали, вполголоса перебрасываясь короткими словами. А потом, сходив к крану вымыть руки, Горчик снова сел, вытянул ноги под стол и стал смотреть, как Инга, стоя к нему спиной и светя выгоревшими шортиками на мальчиковой крепкой заднице, ворочает на газовой плитке у стены тяжелую сковородку.
- Может, помочь? - спросил, но она отрицательно помотала головой, качнулась над шеей густая грива волос. И он снова замолчал, кивнув. Подумал спокойно, хорошо бы она вечность жарилась, эта картошка. И было б все правильно. Всегда.
Поставив горячую сковородку на деревянную плашку, Инга накидала в большую тарелку жареной картошки, положила сбоку веточки петрушки и кусок хлеба, прихватила вилку и унесла Виве. Горчик расслабился и тихо выдохнул, радуясь, что не придется вести вежливых бесед.