Инга. Общий файл

- А вместо этого встала вокруг тишина. Висишь ты в светлом зале, на просторной стене. Вокруг другие работы навешаны. И мои, конечно же. Масло, акварельки. Море солнце лето пляж. Скалы парус сосенки елочки. И ходят люди, ахают, головами трясут. А к тебе подойдут и - молчат. Глаза отводят и скорее-скорее к сосенкам-елочкам. И я как дурак, вырядился, в лучшем костюме. Переминаюсь и аж стал в глаза каждому заглядывать, чуть не за рукав тащить. Да увидь же. Погляди, на нее. Смотри, как! Так и простоял весь первый день, до закрытия. Брови на лбу, рот открыт. А че это с ними думаю, ребята, вы ослепли, что ли, все? И самое обидное, цыпленок, Лебедев приходил, да. Зыркнул издалека, и молча ушел. Мне потом сказали, мужики, Генаша сказал жалеючи, вот мол, промахнулся ты Акела Каменев со своей несовершеннолетней махой. А у самого глазки блестят. Я говорит, слышал, как у Федор Василича спрашивали, и что мол, думаете, о новом Каменеве. А тот и ответил, как укусил, да где он новый-то. Как был слабак, так и... Эх...

Я же думал, на руках будут носить. Ну ладно, свой брат художник, они, конечно, ручки за спину попрячут, да еще ножкой толкнут, чтоб упал поглубже. Но этот! Он же мне когда-то, да еще студентом я был, нихрена не умел. Он сам мне говорил, с этого курса, Петруша, одна на тебя надежда. Не подведи. А когда я что-то сумел, наконец, я, значит, оказался - слабак? Да еще ладно мне бы сказал. А то - Генчику. И остальным.

Петр покрутил пустой стакан, размышляя. В зале, в дальнем ящике хранилась у него заначка - пара-тройка пузырьков медицинского спирта. Если до утра тут куковать, то можно и напиться в хлам, все лучше, чем возвращаться домой, толкаться среди пьяных шумных гостей. Слушать издевочки и насмешки. А как же она? Будет сидеть рядом, смотреть, как он жрет спирт, разводя его водичкой из-под крана?

Помня о презрительном "слабак", минуту поколебался. Встал, проведя по темноволосой голове рукой - еле касаясь, боясь - тронет крепче, увидит пустой диван. И обнаженную девочку на смятых нарисованных простынях.

- Ты... прости. Я сейчас.

Спирт булькал, выливаясь, и был похож на мертвую дистиллированную воду. Только запах от него шел - еще мертвее, чем от аптечной воды. Петр опрокинул в рот стакан и прижал манжету к глазам, промакивая выступившие слезы.

- А-а-аххх... Все. Капец.

Язык у него заплетался. Укладываясь на скрипнувший диван, терпеливо подавшийся под тяжелым телом, как подавался часто, под телами других, и часто было их двое - мужское и женское, прекрасное, за то и взятое сюда, в мастерскую художника, смущенно кривясь, подумал о такой же заслуженной тахте в старой мастерской, откуда переехал, стараниями кореша Вади. Тахта подавалась под ним и его натурщицами. Множество раз за полтора десятка лет. И всякий раз он кричал в ответ на обвинения Натальи "да что ты понимаешь, а... я - художник, мне это надо, иначе я никто, мертвый, тьфу, пустое место!"

- А главное с-сделал, видишь, без всякой тахты... да...

Устраивая лохматую голову на Ингиных коленях, смотрел снизу на смуглую шею, подбородок. Вот наклонилась, приближая глаза, слушая внимательно его смешок.

- Соврал. Снова сов-рал тебе, девочка-правда. Был секс. Ты и не поняла, что он был. Все это, что я с тобой делал, даже и не входя, это был - секс. Такое мучение, и такое... такая... сла-а-адость такая. А думать каково было о тебе? Прости. Знаю, простишь. Но...

Вытянул руку, касаясь скулы. Тронул уголок губ. Девочка смешно сморщилась и засмеялась, пальцем растирая щекочущее прикосновение.

- Цыпленок. Ну... как есть цып... И не поняла даже, главного. Когда уже совсем, когда пришел твой этот Сапог, почти пришел. Между нами случилось. Такое вот. Чего раньше никогда.

Помолчал и вдруг сказал совсем трезвым голосом:

- Этого я не понял. И до сих не пойму никак. Что выросло, а? Между нами, голыми, когда мы с тобой навстречу летели, что это было, Инга? Если бы ты видела это! Или - видела? Молчишь. Правильно... ты же - картина.

Голос его слабел и глаза закрывались. Укладываясь головой на ее колени, положил руку под щеку, вздыхая, как то делала Лилька, засыпая на его коленях в машине. Наташка за рулем, оглядывается, улыбаясь. А Лилька чмокает, спит, и профиль у нее... полосатый от фонарей, которые мимо.

На мгновение открыл глаза, пытаясь повернуться, но сил уже не было.

- Погоди. Это что щас? Ты опять, что ли? Ты... черт, это ты делаешь, да?

Неясный свет за передним стеклом, женская головка на шее-стебле, и на переднем плане спящая на мужских коленях детская голова в светлых кудряшках, и в них запутался фантик.

"Если сумею..." проплыли в голове сонные слова. Если сумею...