И пнув по дороге пустую банку, сел на тахту у стены. Лег, закидывая руку за голову. Выругался, услышав - рукав халата треснул от резкого движения.
- Ты что? Вляпался, свет Каменев? Влюбился, что ли, на старости лет?
Но глядя на трещины потолка, понимал, давно уже понял, дело тут не в любви к совсем молодой девчонке. Дело - в картине.
23
Вадя пришел за полтора часа до боя курантов, и Наташа за руку втащила его в светлую, полную народа, смеха, огней и сверкающего елочного дождика комнату.
- Штрафную! - заревел кто-то из-за стола. И все захлопали, поддерживая.
Ворочая шеей в узле модного галстука, Вадя нашел глазами хозяина, поднял вверх большие руки, потрясая в приветствии. И с юмором покорился напору Наташи, которая, усевшись, тянула его на свободный стул рядом с собой. Каменев помахал рукой, улыбаясь, мол, нормально, сиди. И продолжил, привставая, разливать в подставленные фужеры шампанское.
- Брют! - закричала молодая женщина, пригубливая свой бокал, - терпеть не могу брют, кислющий. А этот м-м-м...
- Голицынские погреба, Лерочка, - обиделась Наталья, обнимая Вадины плечи голой рукой в россыпи чеканных браслетов, - Петя каждое лето привозит. Из Крыма.
Все загомонили, пробуя, кивая, сверкая зубами и плечами, поворачивая друг к другу разгоряченные лица. Петр шутливо раскланивался, прижимая к белоснежной рубашке ладонь.
- В этом году наш Петруха не только брютом затарился, - густо засмеялся сатанически черноволосый сосед Лерочки, возя вилкой в салате.
За длинным столом, где собрались полтора десятка человек, вдруг повисла короткая тишина. Кто-то кашлянул. Петр улыбнулся со злостью, в ответ на пристальный взгляд Натальи. И вздрогнул. Рядом с треском хлопнуло.
- Ой, - девушка с круглыми глазами держала хлопушку, такую, совсем из детства, с накрытым пергаментом пятачком. Сейчас бумажное окошко раскрылось рваными лепестками и весь стол рядом с виновницей, все тарелки и стаканы погребены были под редким слоем цветных конфетти.
- Тут хвостик. А я думала...
- Эх, котята, и хлопушек-то настоящих не видели никогда, - заревел Вадя, - все бы вам лазеры да компьютеры.
Смеялся, целуя Наташину руку, а она, отдав ему узкую кисть, по-прежнему смотрела на мужа.
Петр поднялся, выбираясь, и извинительно трогая плечи в пиджаках, голые плечи, плечи в цветном шелке, прошел к выходу.
В разоренной кухне встал над столом, уставленным грязными тарелками. Раскопал красную глянцевую пачку и, выбив оттуда сигарету, приоткрыл дверь на лоджию. Прикурив, выдувал дым в узкую щель - черная ночь над белым снегом. Дым, толкаемый ледяным сквозняком, забирался обратно.
- Прячешься, - низким голосом сказала за спиной жена, - допрыгался, уже все над тобой издеваются.
- Наташа, не сходи с ума.
- Не слышал? Это про девку твою.
Петр возвел глаза к изукрашенному лепкой потолку. Ломая сигарету, выкинул ее на нетронутый снежок лоджии и захлопнул дверь.
- Какую девку, Натали? Генка мне все уши прожужжал, ты где взял вдохновенье, брат Петруша. Каждый день насчет этого по сто раз в мастерских долдонит. Не девка, Ната. А то, что сумел написать, наконец-то что-то стоящее!
- Да?... - она оглядывалась, будто собирая взглядом по празднично захламленной кухне свои снаряды, пули, патроны и метательные ножи. Все, что можно обрушить на голову мужа. Упреки, обвинения, язвительные издевательские вопросы.
- Да! - рявкнул Петр. И обогнув стройную фигуру в трикотажном мини-платье, быстро шагнул в сторону шумного зала с гостями. Под рукой затрезвонил телефон и он, схватив трубку, рявкнул так же:
- Да!
Остывая, вслушался.
- Да, Лилька. Как? В "Лагуне"? Ну, вы даете. Хорошо, сейчас буду. Да ладно тебе, сейчас прям и буду. Держи маму, я побежал.
Сунул трубку Наталье. И стал быстро дергать молнии на зимних сапогах. Топая обутыми ногами, прошел в темную спальню, вернулся, неся за горлышки две бутылки шампанского, поднял, показывая жене. Та, уперев в бок тонкую руку, кивала, смеясь в трубку, и обжигая мужа злым взглядом.
- Да, Лиля, конечно. Нет, сидите уже сами. Папа уже идет, да. Передам приветы. Целую в нос. А твой мачо тоже там? Поздравь, да.
Отняв трубку от уха, кинула в спину Петра, обтянутую дубленкой:
- Так где встретишь?
- В Лагуне. С дочкой.
- Ясно.
Он хлопнул дверями, стараясь не услышать, как женский голос еще угрожающе снизился. Сбегая по ступенькам, отвечал язвительное, мысленно:
- Нет, дорогая, полечу в Крым, на крыльях любви блядь. Как раз за сорок минут успею.
Лилька вертелась напротив, освещенная мигающей витриной ночного кафе. Махала рукой, цепляясь за рукав своего "мачо" - одноклассника Севы, худого и медленного, как богомол. Петр, вспотев от быстрого хода, пересек почти пустую улицу, махая рукой дремлющей под фонарем машине. Взлетел по ступенькам, обхватывая Лильку. Поцеловал в короткий нос, совсем такой, как у матери. И суя Севе бутылку, оторвался и сбежал по ступеням.
- Па-ап? Ты куда?
- В мастерскую. Маме не проболтайтесь.
- А если я позвоню? Тебе? - зазвенела Лилька хитрым колокольчиком, дразня отца. Тот, усаживаясь, махнул рукой.
- Да хоть приезжайте. Один буду. Поправлю кое-что.