Он стонал, сжимал кулаки, когда дверь бухнула о косяк, а могучий голос проревел с мужским сочувствием:
– Вишь, как его корежит! С похмелья и то не так сурово.
Сильные руки ухватили за плечи. Тряхнули так, что голова едва не оторвалась, а зубы лязгнули. Рудый всмотрелся в лицо молодого воеводы, прищелкнул языком:
– Да… надо резать.
– Что? – ахнул Асмунд.
– Кровь спустить поскорее, а то… гм… прости, это я по привычке. Вчера у Вязоглота корова издыхала, едва успели зарезать. Если бы кровь не спустили, пропало бы мясо… Ты прав, это порча.
Асмунд сказал раздраженно:
– Это и без тебя видно. Ты скажи, что делать надо?
Рудый оглядел Ингвара критически:
– Ну, ежели продавать багдадским купцам, то деньги получим здесь, а порчу обнаружат только в Багдаде… или по дороге. Хотя нет, это ж Ингвар, он мне как-то жизнь спас! Правда, я его не просил. Ну ладно, давай-ка придумаем, чем помочь. Я отвары не очень-то готовить умею. Не пробовал. Но если надо, могу сварить.
Асмунд покачал головой:
– Не надо. Я знаю одну бабку… Она отвары готовит такие, что три дня потом рачки лазишь.
Рудый в восторге развел руками:
– Он ее называет бабкой! А вчера еще кликал лапушкой, кошечкой, лебедушкой. Это вот такая…
Он нарисовал в воздухе ладонями нечто вроде кувшина с выгнутыми ручками и широченным днищем.
– Бабку, – подтвердил Асмунд грозно. Он еще не понял, где Рудый отыскал зацепку для насмешки, но засопел, метнул глазами молнию.
– Сколько весен твоей бабке?
– Не считал, – ответил Асмунд грозно, – а тебе чего?
– Да если под шестнадцать, то и в самом деле может вылечить. И если горяча в нужных местах.
Асмунд проревел грозно:
– Дурак, и не лечишься! Ей лет восемьдесят, если не сто… или тыщу. И она много видела-перевидела всякого. Такой вылечить или снять порчу – раз плюнуть и растереть.
Ингвар, морщась, поднял руки кверху:
– Прекратите! Где, говоришь, твоя бабка?
Асмунд удивился:
– Как где? Известно где. Где все бабки живут. Я имею в виду не простые всякие там бабки, а такие вот особенные. Бабки, что умеют и могут. Правда, захотят ли… Но тут уж как договоришься. Мало ли что восхочет. Такую не принудишь, не застращаешь. И так свой век пережила. А вот подарок ей какой или еще что…
– Где? – простонал Ингвар в бессильной злости. Сказал с расстановкой: – Где? Живет? Бабка?
– Где? – удивился Асмунд. – Рази я не сказал? В лесу, вестимо. В самом дремучем и темном. Непролазном. Где звери лютые, гады подколодные, упыри и лешие неумытые…
Ингвар прервал:
– Мы все теперь в таком лесу. Где именно? Как к ней пройти?
Асмунд смотрел на молодого воеводу сочувствующе. Лицо кривилось от жалости. Рудый предложил с готовностью:
– Хочешь, я тебе найду бабку лет на сто моложе?
Рано утром, когда самые лихие гуляки сползли под столы, Ингвар тихонько вывел коня за ворота, там вскочил и вихрем понесся к лесу.
Сначала он хотел было отправиться в одиночку. Стыдно было признаться дружине, от какой порчи ищет защиты. Однако идти пешком? Даже если к бабке ехать на коне, то завалы остановят, а идти дальше пешком – дикие звери тут же разорвут коня. А пешим и за световой день не добраться обратно.
Лес начинался сразу за городом, а дремучий лес – сразу за опушкой. Местные бабы собирали ягоды по краешку, вглубь заходили немногие, даже охотникам не было нужды забредать в дебри: кабаньи стада даже среди дня устраивали потраву на полях, не ленись – бей, лоси и олени пасутся по опушке, рябчики и другая птица на каждом дереве.
Въехав под сень ветвей, он сразу очутился в другом мире. Воздух здесь холоднее, влажный, дышится легче. Копыта ступают по коричневому ковру из прошлогодних листьев, затем пошел толстый темно-зеленый мох. Деревья стоят мрачные и угрожающие, над головой в ветвях вскрикивают птицы.
Другой и настоящий мир, подумал Ингвар. Весь мир покрыт лесом, дремучим лесом. И все племена зародились в лесу, там жили и умирали. Не многим удалось подсечь достаточно деревьев, чтобы затем выжечь и освободить от них местечко, где могли поставить дома, чтобы на крыши падало солнце.
– Ждите здесь, – велел он.
Павка и Боян молча слезли с коней. Павка сразу пошел собирать сушняк, ждать придется долго, раз уж воевода пошел смотреть следы лазутчиков, о которых говорил воевода Студен, а Боян занялся конями.
Дебри приняли Ингвара как блудного сына. Воздух стал еще плотнее. Запахи земли и зелени, живицы пропитывали все, даже его одежду. Было тревожно, но вместе с тем каким-то чутьем видел за листвой шныряющих зверушек, чуял затаившуюся птаху, а даже мог бы указать место, где под землей, близко к поверхности, прогрызает дорогу крот.
Тропка повела в сторону, но Ингвар достаточно походил в лесу, чтобы не пойти по тропе, пробитой зверьем. Дальше были выворотни, от которых свернул налево, впереди потянуло сыростью, и он вышел к маленькому лесному болотцу, Асмунд не обманул. Надо при случае узнать, что медведистый воевода искал у ведьмы. На него такие искания не похожи.