Со мной отправили самого молодого из стражников – довести до капитана Городецкого Самуила Архиповича, точнее к заму, что внесет меня в список и выпишет документ участника турнира. К высочайшей ратуше, чей шпиль видно на всю округу, сбоку прилегает канцелярия. Там и обитает заместитель магмейстера.
Пришлось на ходу выдумать и подпись, и фамилию, а то упрямый дворянин напрочь отказывался выдавать документ. Видите ли, Игорь из Колывани – это неправильно. Сошлись на Колыванском. Хорошо еще с отчеством не стал упрямиться.
– Вот и хорошо, – подбодрил стражник, поправляя стеганку, после того, как яростно почесал плечо. – Документик-то береги.
Мы возвращаемся к воротам. Выходит на прогулку высокородный люд. Отряды стражи предельно усилены.
Я похлопал по кафтану в области груди.
– Не потеряю.
– А одежду смени лучше, вот что думаю, – поднял он наставительно палец. – Знаешь, я взял за правило крестьянскую робу таскать. Упырь этот проклятый все дворян норовит загубить, а так авось и не заметит.
– Так девок же еще.
– На то она и девка, что когда для этого дела, то разница невелика. Хоть дворянка, хоть холопская дочь, – он вжал голову в плечи и оглянулся, ибо сболтнул лишнего.
Но я хохотнул и говорю:
– Это уж точно. Ну, до дому главное дойти, а там сменю.
– Вот-вот, смени. А то, когда еще поймають этого страшилу. Комендант уж и награду назначил высокую.
– И сколько?
– Сундук золота! – выпучил глаза стражник. – Вот те зуб, я на сборе лично слышал. Потряс он бояр да графьев.
– И князьев, – вслед добавил я, задумавшись.
– Ага, и князьев. Эх, вот бы и мне за дочку… Тьфу, то есть дочь княжескую в жены взять…
– Хах, – рассмеялся я, поняв, что он имеет в виду. – Проще уж вампира победить.
– Куда мне, Новику. Так и буду ворота охранять, – скис он.
– Родина большая, городов много. А в них ворот. Ты не их сторожишь, а Русь защищаешь. За великими полководцами всегда тысячи простых вояк.
В глазах стражника разгорелось пламя. Он улыбнулся и говорит:
– Можешь подбодрить. Ты прав. Руси-матушке служу и всеславному императору.
– Держись! Ладно, увидимся еще.
Добрались до ворот. Я махнул тем, кто оказался снаружи и не дремлет, а потом вышел на уже знакомую дорогу. Путь снова лежит к убежищу. Надо переодеться, а потом предстоит поиск особого места. В пылу событий и под гнетом чувств я не сделал ни одной медитации. Отец бы выпорол за такое. Если был бы жив…
Путь минул без происшествий. Убежище, в сумраке пахучего после дождя вечера, встречает теплым светом изнутри. Я словно домой возвращаюсь, где ждут и любят. Аж слезы к глазам подступили, пришлось постоять-подышать, прежде чем войти.
– А я-то думаю, кто это к нам колеса катит, – рассмеялся Иван, стоило войти.
Я с радостью оглядел банду. Отбросы по сути, пропащие люди, а сейчас смотрю и сердце сжимается за них. Сроднились мы. И погибшего искренне жаль, но в глазах юных волчат нет грусти, ибо их вырастила улица. И я не могу их за это винить.
– Вечер в хату, друзья.
– Смотри-ка, по-нашему забалакал, а? – ощерился Шмыга. Остальные загугукали.
– С вами заговоришь, – усмехнулся я и плюхнулся на ящик. Взял с бочки-стола кусок хлеба. – Как «улов»?
– Дела идут, – отозвался Иван, – но мы с тобой впереди.
Я вспомнил утренний случай и ожидаемо спрашиваю:
– У Бахромы был?
Иван кивнул и, цыкнув, сплюнул.
– Песий выродок посмел после случившегося мне предъявлять что-то. За убитого. Я сказал, что не наших рук дело. Смотрящий же рассудил обоюдку. У них там точно сговор с Бахромой. Чую, дело к резне идет.
– Не парься, – дернул я щекой, – если что, помогу.
– Так нельзя, брат. Я не могу за тебя прятаться, – хмуро глянул Иван. Остальные притихли.
– А я не буду ждать, пока кого-то из моих друзей убьют. Хрен вонючий, сначала выделывается, на рожон лезет, а теперь еще и предъявляет, – заметно разозлившись, закончил я. Шею сдавил гнев. – Тварь паршивая, я их там всех в кашу уделаю. Мрази!
– Ну всё, всё, – вдруг улыбнулся Иван и, чуть привстав, похлопал по плечу, – чего ты кровожадный-то такой? Я улажу вопрос, в конце концов пригрожу, что одного безжалостного убийцу пошлю, так они вмиг угомонятся. Знаешь, какой шум из-за этого убитого поднялся?
Я дернул головой, спрашивая.
– Ой, ребята не дадут соврать, – Иван глянул на своих, и те дружно загомонили, подтверждая. – Так-то вроде понятно, что парнишку ты завалил, но человек не может пробить грудь рукой и вырвать сердце. Так что страху нагнал порядком, брат. Никто толком понять не может, что случилось.
Я пару раз вдохнул и выдохнул, окончательно успокаиваясь. Иван прав, меня легко захлестывала лютая ненависть. Душа молча страдает из-за смерти близких и жаждет отмщения, а люди просто оказываются не в том месте и не в то время.
Ребята молча смотрят. Спрашивать не будут, но интерес все же горит.
– Давайте не будем об этом. Просто скажу, что за себя можете быть спокойны. Я держу себя в руках. Это точно.
– Хорошо, – кивнул Иван, – но тебе уже дали прозвище. Лютый.
– Да уж, – усмехнулся я.
– Нормалек! – показал палец вверх Шмыга. – Зато бояться будут.