Initium. Легенда одной Души

Возница шёл, ориентируясь лишь ему известным способом. Переступал через коряги, обходил выворотни и едва заметные болотца. Я следовала за ним шаг в шаг, затаив дыхание и размышляя о родителях, о дедушке, которого совсем не помнила, и о том, как теперь буду жить в этом жутком месте. За прошедшие дни я столько плакала, что глаза были опухшими и от этого полностью не открывались. Сил рыдать больше не было. Я так устала, что готова была улечься на мягкий влажный мох, свернувшись клубком, словно маленький, испуганный котёнок, и уснуть. И спать до тех пор, пока всё не вернётся на свои места: мама, папа, дом… Но нет, прежней жизни теперь не стоит ждать! Она осталась в прошлом – светлом и беззаботном…

Спустя бесконечно долгое время блуждания по лесу, мы подошли к горам, у подножья которых стояла деревянная хижина. Рядом с ней седобородый мужчина колол дрова, поднимая топор высоко над головой и резко опуская вниз. Звук ударов эхом разносился по лесу, мечась меж стволов деревьев, словно испуганная птица. Заметив нежданных гостей, мужчина поставил топор, вытер рукой вспотевший лоб и вопросительно посмотрел на моего спутника. Затем, заметив меня, в его взгляде мелькнуло беспокойство, сменившееся осознанием произошедшей беды.

– Её забрали. – только и сказал возница.

Дед при этом (а это был именно он), запнувшись, спросил, кивнув в мою сторону:

– А отец?

– Он ушёл за ней…

Повисла пауза. Затем старик завёл нас в дом, накормил, указал мне на кровать, предложив лечь и отдохнуть. После этого мужчины вышли на улицу, оставив меня в одиночестве.

В те минуты я больше всего волновалась о том, что бы дед не прогнал Уголька. Мужчина выглядел очень сурово и это меня пугало. Впрочем, позже я поняла, что мои опасения были напрасными. Кота он принял с радостью, ко мне относился очень хорошо: заботился, рассказывал интересные истории, водил по окрестностям, знакомя с лесом, с деревьями и травами, с ягодами и грибами. Он многому меня научил: готовить еду, выращивать овощи, плести корзины. Готовить снадобья и зелья, шить, прясть. Он научил меня почти всему, что я знаю… А самое главное – он научил меня любить этот лес.

На следующий день после приезда дед сделал для меня кровать и небольшой сундук для пожитков. В его доме, где всегда царил полумрак, было множество странных вещей, хранящихся в большом дубовом сундуке: карты, оружие, одежда, подзорная труба, книги и многое другое. На стенах висели небольшие гравюры и оленьи рога. Как-то раз я спросила, не жалко ли ему убивать оленей, ведь они такие красивые! Дед тогда рассмеялся и ответил, что животные сами отдают их. Позже, правда, объяснил, что олени и косули каждый год меняют рога, а дед находит их и создаёт необходимые вещи: рукоятки для ножей или украшения, а иногда просто цепляет на стену, закрепив на дощечке.

Так вот я и росла в лесу, привыкая к его дикости. К соседству хищников, змей и отсутствию людей поблизости. С дедом мне было интересно, ведь ему всегда было чему меня научить, о чём рассказать. Он старался не напоминать о родителях, хотя иногда зимними вечерами мог задумчиво сказать, что я очень похожа на мать. На его дорогую Птичку… Но мужчина тут же одергивал себя, менял тему. Он не хотел теребить мою и без того потрепанную психику грустными воспоминаниями. Нет, они никуда не исчезли, но притупились в памяти. Было много нового, интересного – того, что отвлекало от прежней боли. Но порой на меня находила грусть, и я могла долго сидеть у окна, наблюдая, как меж тёмных ветвей проглядывает Луна, серебря листья и опуская на землю свой холодный голубоватый свет. В такие часы Уголек приходил и ложился на коленях, словно ощущая мою печаль. Я же гладила его по лоснящейся шерсти, вслушиваясь, как фырчит мой неизменный друг, а за окном раздаётся уханье сов и прилетает издали волчий вой…

Проходили годы. Каждый из нас был занят своим делом: Уголек ловил мышей, дед уходил в лес, рубил дрова, иногда охотился. А иногда оставался дома и мастерил корзины, ножи или сумки из шкур. Да и мне было, чем заняться: я готовила есть, собирала травы, ягоды или грибы, которые затем развешивала сушиться, нанизав на тонкие прутья. Ухаживала за нашим маленьким огородом, где росла капуста, морковь, тыквы, лук и щавель. Я привыкла к такой жизни и была достаточно счастлива, не смотря на грусть о родителях. Молчание деда давно дало понять, что рассчитывать на встречу с ними нет смысла. А однажды мои последние надежды были разрушены, когда я случайно услышала разговор деда с приехавшим к нему мужчиной (тем самым, что привёз сюда меня), который рассказывал, что родители мертвы. Было горько, но я видела, как старик сдерживается, стараясь не причинить мне лишнюю боль. При этом сам он, очевидно, страдал не меньше! И тогда я тоже сдерживалась и ничего не спрашивала об этом. Лишь однажды, помню, обняла деда и, пряча лицо в его рубаху, пробормотала сквозь слёзы:

– Мне так грустно без них…

– Я знаю, родная. Мне тоже. Но мы должны оставаться сильными. – ответил он, гладя меня по растрепанным волосам грубой рукой.