Initium. Легенда одной Души

– Не причиняй ему зла… – сказала я и вновь отвернулась к камину.

– Люди – самые жестокие создания в мире.

В его словах прозвучала неприкрытая ненависть, но через секунду он уже спокойно добавил:

– У нас свои счёты.

Я вновь взглянула на демона. Он стоял, опершись спиной о стену, а на его лице не было и тени насмешки. Выглядел он скорее печальным.

– Люди приписывают нам массу отвратительных качеств, но это всё лишь попытки оправдать себя. Я могу лишь задать вопрос, а забрать душу человека насильно – нет. Он сам продаёт её тем или иным способом, впрочем, это уже детали. Свобода воли – один из главных законов этого мира.

– А как же Тени? Люций говорил – они забирают души…

– Тёмные души. Тьма должна быть во тьме. Не моя вина, что их так много.

– Но разве это не твоих рук дело? Ведь тебя называют дьяволом-искусителем. Разве не ты доводишь их до такого состояния?

– Я?! Ты шутишь? Знаешь ли ты, сколько на земле людей? Нет? Очень, очень много. Если бы я мог получать человеческие души только своими трудами, Ад бы пустовал. Нет, люди сами становятся такими. У них больше возможностей для этого. Когда у них появляется шанс выбрать, где жить – в Раю или в Аду, то они чаще всего, осознанно или нет, выбирают Ад. Он у них внутри, а подобное, как известно, притягивает подобное. А я простой наблюдатель. Только иногда могу попытаться купить заинтересовавшую меня душу (а их немного), но такие, как правило, не продаются.

– Люций ведь был совсем не такой, он был ангелом, но Тени забрали его… Так где же правда?..

– С ним у нас свои счёты, и смертным лучше не вмешиваться в подобные дела! Каждый должен платить за свои поступки… Но знаешь, была бы на то моя воля, я бы с интересом понаблюдал за вами: не часто подворачивается подобный случай! Человек и влюблённый в него демон – это ли не забавно?

«Ни капельки не забавно, и ты знаешь, что я так считаю.» – подумала я, но промолчала. Нет смысла говорить о том, что и так известно всем присутствующим. А Вельзевул ушёл – исчез так же незаметно, как и появился. И после этого серой чередой потянулись зимние короткие дни, полные уныния и грусти.

Глава 14.

Ближе к середине зимы я немного пришла в себя и, наконец, стала более адекватно воспринимать происходящее. Мне казалось, что я проснулась после долгого, тяжёлого сна. Умывшись, переодевшись и заплетя волосы в косу, впервые после исчезновения Люция вышла в сад. Низкое серое небо лежало прямо на верхушках деревьев. Крупными, мохнатыми хлопьями падал снег. Он шел и шел, устилая всё вокруг белоснежным покрывалом и словно пряча под ним моё прошлое. Я глядела на окружающую природу, чувствуя себя её частицей. Душой овладело странное спокойствие. Прогуливаясь по парку, разглядывая голые ветви деревьев, похожие на костлявые пальцы, изо всех сил цепляющиеся за эту холодную серость, как будто желая спрятаться в ней. Подумала, что вот так же цепляюсь за свою боль, не желая её отпускать. Как часто человек находит странное упоение в страдании, прокручивая в памяти какие-то особенно острые моменты боли или обиды снова и снова! В конце концов, от него не остаётся ничего, кроме липкой чёрной лужи тоски. Это ли не личный Ад человека?.. Я поняла, что так больше продолжаться не может. Нужно найти силы жить дальше, и я знала, как это сделать.

Подняла лицо вверх, к небу – между деревьями тихо и плавно парили снежинки – легкие, невесомые, неподвластные никому, кроме ветра. Я казалась себе такой же снежинкой – свободной, готовой ловить «ветер жизни». Именно так, как писал Люций…

Неспеша вернулась в дом, поднялась в библиотеку и, взяв бумагу, краски, кисти, спустилась в гостиную. Там разожгла огонь в камине, села у окна и принялась рисовать. Рисовала увлечённо и самозабвенно: Люция, себя, наш парк, дом, море и каменный обрыв над ним. И, конечно же, тот берег, где нам так нравилось гулять…

Зима в этих краях сырая, слякотная с сильными ветрами, бесконечными дождями (сказывалась близость моря), но меня это мало занимало. Я жила в своем мире, который сама же создавала, погруженная в свои мысли и воспоминания. Мне никто не был нужен. Иногда я, правда, вспоминала свой дом в лесу – лёгкая тоска по детству возникала, теребила душу воспоминаниями и вновь тонула в более свежих, более сильных образах. Я изливала их все на бумагу, не думая о том, хорошо ли получается, или плохо – меня перестали волновать подобные мелочи. Сейчас важно было лишь одно: живопись позволяет мне жить дальше, помогает не сойти с ума. Как всё же хорошо, что Люций дал мне возможность рисовать! Это поистине моё спасение!