Инициализация

— А это что за беформенное уродство? — спросил Алан, так и не разглядев, что́ лежало на следующем постаменте.

— Отпечаток танковой гусеницы. Не спрашивай.

— И не собирался.

— Как насчёт рулона четырёхслойной туалетной бумаги?

— Это всё? — раздражённо вопросил Алан. Ему не нравилось, когда глупые шутки воплощаются в реальность.

— Да.

— Поверить не могу… Ладно. Хочешь услышать про мой личный артефакт?

— А куда я денусь?

Алан достал из кармана пиджака пару перчаток.

— Сделаны из кожи быка, который перебил целую команду тореро, прежде чем ему размозжили голову. Согласись, звучит намного интересней всего, что ты понавтирал мне сегодня.

— Не согласен.

— А кто тебя спрашивает? Gloves, пропитанные человечьей кровью, не дадут пролиться моей собственной.

— Ты что собрался делать?!

— Свою работу, — пожал плечами Похититель.

Чёрный камень, чёрные сердца. Верность принципам

Очнулся Алан уже в «обезьяннике». Металлическая лавка больно сдавливала висок. К глазам липли недосмотренные сны. Алан поднялся и размял затёкшие конечности. По ту сторону решётки виднелся стол, за которым одинокий полицейский пыхтел, решая сканворд.

— Я натворил нечто несусветное? — полюбопытствовал Алан.

— Точно! «Несусветная», — пробормотал полицейский, шустро заполняя клетки гелевой ручкой.

Казённую атмосферу участка разбавили быстрые, но уверенные шаги. Затем сдавленный, как из-под подушки, разговор — буквально пара фраз. Лязгнули металлические двери. В «обезьянник», мелькая лакированными ботинками, снизошёл Эрих Стомефи.

— Отпустите задержанного! — пророкотал он, не удостоив полицейского даже мимолётным взглядом. Тот было запротестовал, но Стомефи жестом кесаря на Сенате пресёк все возражения. Затем, не сводя пылающего взгляда с царапины на стене, выдернул из рукава смятую бумажку и швырнул её полицейскому на стол.

— Подписано Азилевым.

Сбитый с толку парень скакал взглядом то с бумаги на Алана, Стомефи и обратно, пока его не окатил ледяной душ стомифевского:

— Ключи в выдвижном ящике.

Полицейский поднялся и непослушными руками отворил дверь. Алан, не до конца веря, что делает, вышел и зачем-то пожал служивого за обмякшие пальцы.

— Отличный выбор гардероба, — совсем уж добродушно произнёс Стомефи, протягивая Алану его бычьи перчатки. — Осторожно — не уверен, что оттуда извлекли все осколки.

— Спасибо, — пробормотал тот, распихивая перчатки по внутренним карманам.

— Но улика… — пискнул парень в погонах.

— Дело закрыто, — на секунду потемнел Стомефи. — Пойдём, Алан. Не знаю, как тебя, но меня это место угнетает.

Они прошли сквозь участок как ледокол и вертлявая шхуна, пока не наткнулись у самого выхода на ледышку совсем иного толка — ослепительно белого, как Фредди Меркьюри, Азарию.

— Ты, — предположил Стомефи, оглядев конкурента с головы до ног.

— И ты, — развёл руками Азария.

— Девочки, не ссорьтесь, — проговорил Алан. — Я позвонил вам обоим.

— Гляди, каков комбинатор, — разулыбался Стомефи. — Затеял небольшой аукцион?

— Этого я от тебя не ожидал, — покачал головой Азария.

— Однако ты всё равно последуешь за нами, — подытожил Алан.

Улица встретила их ранним вечером и щелчками одной-единственной фотокамеры — пресса работала как часы. Укрыться от неё удалось в лимузине Стомефи с пуленепробиваемой тонировкой на стёклах.

— Куда? — только и спросил водитель.

— Куда? — повторил Стомефи.

— В Заброшенную церковь, — ответил Алан.

— Стал разбираться в местной топографии? — несколько недоверчиво проговорил бизнесмен. — Ладно, трогаем.

Ехали молча. Стомефи попробовал картинно сетовать на пронырливых журналистов, но никто не отреагировал. Тогда он достал из бара какие-то коктейли, предложил гостям, но те отказались. Осушив пару бокалов, бизнесмен начал организовывать музыку, но Азария с мрачной решимостью отключил аудиосистему. Стомефи бросил на него обиженный взгляд, но промолчал. Через пару километров он вдруг просиял и, покопавшись в одном из шкафчиков, явил миру дорожные шахматы с намагниченными фигурками. На доске творился не то очередной этюд, не то неоконченная партия.

— Помню, — с явной неохотой молвил Азария.

— В прошлом ходу ты забрал у меня эту пешку, — Стомефи приподнял фигурку мизинцем и большим пальцем. — Заберёшь?

— Сдалась она мне.

— А мне — тем более, — заявил бизнесмен и, приоткрыв окно, вышвырнул пешку на обочину.

Десять километров осталось позади, прежде чем Алан обратился к Азарии:

— Я вроде видел тебя раньше.

— Да ладно!

— Нет. До того разговора в «девятке».

— О, ты ещё рассекаешь на этой колымаге? — развеселился Стомефи.

— И когда ты меня видел? — спросил Азария, игнорируя его.

— Кажется, на старом MTV. Это не вы играли в первой группе Люцифера?

— Это была не «группа Люцифера». Эту группу основал я с Йишмаэлем. Мелкий гадёныш прибился потом.

— Ребят, да вы легенда! Такой символический рок, и это в девяностые… Да я вырос на вашей музыке! А те пятнадцать минут совсем без инструментов, только пение, этот долбанутый хорал на фоне, и метафоры, метафоры, метафоры…