Инициализация

— Та-ак, — прокряхтел майор. — «Мужчина пытался ограбить центр микрокредитования…» Давно пора! «Но все обошлось благополучно: ему оформили кредит и отпустили на все четыре стороны». Мхе. «Мёртвый оленёнок застрял в заборе… напоминаем, что это уже пятый труп оленя, который нашли за эту неделю… «Архитектура города не предназначена для транзита животных», прокомментировал ситуацию Виталий Орбитин, министр экологии Чернокаменской области…» Ха! Она для транзита людей не предназначена, куда там животным! «Клоуны избили директора мясокомбината в пьяной драке». Вот Михалыч порадуется, любит он такое… Гм.

Прухин листал новостную ленту, дыша при этом как нагревающийся чайник. К тому же полицейские постоянно обменивались короткими фразами по радио, а за окном грузили щебень. Кажется, ещё чуть-чуть, и звук осыпающегося щебня разнесётся по всему городу.

— Отломал копье у статуи возле суши-бара и пошёл охотиться на воробьёв? Как включить нормальные новости?

— Ну… никак, — признался Евгений. — Вы точно открыли «Красную нить»?

Прухин направил луч смерти в зеркало заднего вида.

— Ты гражданин, или кто?!

«Я теряю крохи контроля! Я не смогу исполнить своё предназначение!»

- Футбол не интересен? — почти вопил Прухин. — Политика? Культура?! Хотя, ну её, культуру, к бабам и педикам… Всё неинтересно, а, молодёжь?! Подавай только странную хрень на поржать? О-о, пока ты будешь ржать, настоящие проблемы подберутся да как ударят! Не смехом будешь заливаться. Слезами! Блевотой!

— То есть, вести об очередном провале российского футбола помогают приготовиться к ударам жизни? — поинтересовался Евгений. Он и сам не знал, откуда черпает эту нагловатую храбрость. Знал он только, что в СИЗО таких ломают первыми. — Честно, я сам ничего не понимаю. С самого утра вместо новостей — какой-то поток сознания.

— Вот про поток ты да, — проговорил, вдруг успокоившись, Прухин, — в точку. Я скоро. Чтоб без глупостей!

Майор швырнул телефон в фуражку на пассажирском сидении и пулей выскочил на улицу, едва не забыв захлопнуть за собою дверь. К вокзалу он понёсся, делая странные движения тазом.

— Что хуже — преждевременная смерть носителя, или невозможность до конца его жизни исполнить то, ради чего я перенёсся в этот мир?..

«Какой бред…», думал Евгений. «Бывает же — встать не с той ноги. А я как будто с чужой. Чужие мысли, чужие имена… Кто такой Азилев? Почему мой внутренний голос так часто шепчется о нем? Актёр какой-то, что ли… Зря я вчера смотрел этот артхаус…»

«Он… слышит меня?»

«И эта постоянная паника… Я же спокоен! Как будто навязанная…»

— Ты слышишь меня?

«Слышу… как себя не слышать?»

Искатель, если мог, хлопнул бы себя по рту.

— Невероятно! Слушай! Мы должны скорее выбраться из этой машины! Ты слышишь?!

— Так, вот это — шизофрения, — вслух констатировал Евгений и попробовал хрустнуть шеей.

— Не увлекайся, позвонки расшатаешь. Мы действительно должны уйти…

— Хватит. Говорить с собой хорошо, но лучше одним голосом…

— Слушай. Ты же слышишь меня? Я не шизофрения. Я открою тебе часть своих воспоминаний. Воспоминаний, что никогда не были твоими.

— Заткнись! Чертова какофония… Раньше отголоски, но теперь…

— Успокойся.

— Это непросто, когда сидишь в ментовском катафалке.

— Стой! Как раз незапертым. Он забыл её закрыть.

— Глупая шизофрения. Зачем убегать от закона, если через час… ну, день-неделю меня и так выпустят?

— Ты не понимаешь! Просто подожди…

Десять минут проползло. Только носитель возрадовался тишине внутри черепа, как…

«Леди полной грудью вдыхает прохладу ночи… врывается с призраками полупрозрачных тюлей… парчовой подушке. Глаза… закрытыми веками… потолок. Ладонь — бледнее лунной дорожки. Тщась высказать нечто иррациональное…»

— Что это?

— Не понимаешь, откуда это? Не помнишь? Нет? Потому что это не твои воспоминания.

— Ну знаешь, я пересмотрел много всякого шлака…

Вспыхнул образ альбиноса с красноватыми глазами и манерно поморщенной губой.