Из ноздрей текла кровь. Кровь липкой жижей расплывалась по полу. Кровь заливала одежду. Кровь пятнала кожу. Кровь…
Но она не чуяла тяги.
Нутро молчало.
Алиса прислушалась к себе и замерла. Неуверенная улыбка задрожала, то проявляясь, то исчезая под тяжестью маски равнодушия йаха. Змея – огромная, жирная змеища, напившаяся досыта и ей, и всем, к чему она прикасалась последние годы – уползала, недовольными зигзагами по снежной пустыни её равнодушия. И она понимала, что перегорела. И равнодушие сменялось упоением свободы.
– Всё возможно, – иначе, смакуя каждое слово, каждый звук катая на языке, произнесла она.
И, неловко, почти неумело улыбнувшись, медленно разжала пальцы на горле старика.
Оглядела зал, где десяток храмовников и инквизиторов, напружинившись, стояли наизготовку, ожидая её малой заминки, чтобы рвать, крушить, метать и умерщвлять. Без жажды крови, без необходимости. Но потому, что так заповедовала вера.
Тряхнула волосами. Нахмурилась.
Отец Сергей, хватая дрожащим дряблым ртом воздуха, смотрел на неё, не отрываясь.
Йахаса вскинула подбородок и громко, дробя на слова, на смыслы, процедила:
– Никто. Больше. Не. Умрёт. Сегодня.
И внимательно осмотрела окружающих – дошло ли? Поняли ли?
Командор Борислав, напружиненный для броска, настороженно распрямлялся. Инквизиторы поднимали руки, ещё готовясь набросить на йахасу невидимые сети. Но она улыбалась – осторожно, едва-едва, словно вслушиваясь в нутро и боясь расплескать случайной радостью то чувство покоя и достатка, которое вдруг появилось внутри. Она смогла преодолеть себя. В миг, когда уже ничто не стояло на пути меж ней и кровью поверженного человека, её остановил не кто-то иной, не что-то чуждое и не собственный разум, а бережность к дорогой жизни. И упоение этой победой, словно свет исходило из тела, словно волна расплёскивалось по стенам зала. Силой и свободой.
А Даниил, рыча кровавой пеной, бросался на невидимую границу густоты.
Она улыбнулась отцу Сергею, убирая руки, и обернулась к другу за миг до разрыва сферы.
– Даня…
Тот рванул пространство, словно ткань – мир дрогнул и с треском йах вылетел из скованного заклятьем воздуха. Упал на четвереньки, отряхиваясь. Грязные брызги с отросших волос полетели в стороны. Вскочил. Измотанный, раненный, уставший, но готовый бежать, рвать, сражаться. Бешено огляделся – кто первый? Ну!
Алиса смотрела с тихой улыбкой, как йах озверело пялиться по сторонам и ждёт нападения. Она уже знала, что атаки не будет. Ощущение стронувшегося неба, зарождённых ветров новых течений, нового мира будил в ней забытые чувства нежности и доверия. Поэтому она могла стоять спиной к командору, снова стискивающему меч. Могла не смотреть на Владыку, способного в любой момент вновь чудесным Словом заставить обоих йахов принять на плечи всё небо над собой.
Пошатывающийся от усталости старец склонился, закрывая лицо в ладонях, и застонал:
– Во имя…
И, шелестя богатым жёстким одеянием, зашатался, почти рушась.
Командор успел подхватить его. Владыка, шевеля губами, не в состоянии произнести ни слова, трясущейся рукой показывал на йахов, застывших посреди окровавленного, заваленного телами зала. Потом вдохнул, тяжёло сглотнув, и глухо выговорил:
– Во имя Сына. Во имя Духа. Они пришли.
В зале словно лопнула натянутая струна. Пространство тонко завибрировало изумлением и усталостью.
Храмовники один за другим опускались на колено, склоняясь и прижимая вздрагивающие пальцы к точке меж бровей.
Алиса обернулась, небрежно убирая упавшую на глаза прядь. Волосы опускались, змеясь по плечам. Смотря по сторонам, и Даниил затих на вздохе, трансформируясь в человека.
– Отцу и Сыну и Духу, – от десятков хриплых мужских голосов зал загудел, резонируя каждой колонной, каждым окном.
И застыли. Мечи опущены. Руки на лбах. Никто так и не перекрестился.
Командор помог Владыке опуститься на пол. Отец Сергей, сев и отдышавшись, махнул рукой наставнику:
– Веди их к нему. Не медли! Время камня прошло.
Наставник Борислав, церемониально опустился на колено и, коснувшись ладонью пола – красной, тягучей массы, – поднял руку и тронул меж бровей, оставив красное смазанное пятно. И развернулся к йахам:
– Идите за мной.
Тяжело поднявшись, прошёл мимо оцепеневших соратников, мимо застывших инквизиторов, склонивших головы, мимо монахов, замерших у стен. К дверям во внутренние покои. И, не оборачиваясь, застыл на пороге, дожидаясь йахов.
Алиса сглотнула и посмотрела на Даниила. Хмурый и взъерошенный, с отросшими до плеч волосами, с литым, совершенным телом, он казался совсем иным человеком. Но это был он. Тёмные горячие глаза смотрели с недоверием и удивлением, словно весь мир вокруг оказывался для него нов и неизведан. Это смотрели глаза человека.
Она протянула руку и тихонько пальцами обвила его пальцы. Даниил неловко поймал её ладонь в свою и бережно обхватил.
Мимо храмовников, мимо инквизиторов, мимо монахов…
Командор дождался их на входе и шагнул за дверь.
Коридор, полный тихого света огня негасимого. За коридором – зал. За залом – коридор. За коридором…