Ожидая в темной кухне, пока закипит вода, он почувствовал себя одиноко. Приглушенные отзвуки разговора эхом отдавались в коридоре и, казалось, доносились откуда-то гораздо дальше, чем из гостиной. Из-под стола тихонько выдвинулся Туле, издавая испуганный рык. Пес припал к земле, поведя носом к двери погреба. Дверь, мало того что узкая, еще и была спроектирована, по всей видимости, для карликов. Даже Мишель с ее метром шестьюдесятью роста приходилось пригибаться при входе. Скрипучая деревянная лестница уходила вниз на полтора десятка ступенек, после чего поворачивала под прямым углом налево. Разбитая, втоптанная в землю плитка сменялась в последней трети пути просто утрамбованной грязью, в подземелье пахло влажной землей и гниющим деревом. Дон свел визиты в погреб к минимуму и заходил туда раз-другой за все лето.
Туле заскулил. Дон выставил его в коридор. Он приготовил напитки, скорчившись у стола в неудобной позе, чтобы не поворачиваться к погребу спиной. Это было ужасно глупо, это граничило с паранойей. Он принес напитки из кухни и раздал их компании. На мгновение его накрыл приступ страха — он заметил, что Мишель исчезла. Он чуть было не поддался панике, чуть было не бросился переворачивать дом вверх дном, чтобы разыскать ее. Этот порыв мог закончиться катастрофой, ведь при таком освещении он был слеп как крот — с очками или без. По счастью, жена материализовалась из мрака, испытав некоторое замешательство от того, что ее визит в дамскую комнату неожиданно превратился в дело государственной важности. Дон пробормотал извинения, попеняв на собственные нервы, и примиряюще чмокнул ее в щечку.
Разобравшись с этим недоразумением, они снова устроились в гостиной, начали прихлебывать грог и предаваться воспоминаниям, понизив голоса, словно, лишившись электричества, они перенеслись в темные века, когда крестьяне забивались в свои хижины и ждали рассвета, заперев двери на засов и осеняя себя знамениями, чтобы оградить от сил зла.
Рассказывать истории про призраков предложил Аргайл. Не могли же они, в самом деле, не воспользоваться столь идеальным сочетанием непогоды, зажженных свечей и отличной компании? Никто не спешил поддерживать его идею, но это не имело значения. Как только Аргайлу приходила в голову какая-то мысль, сбить его с курса было уже невозможно. Он приступил к рассказу о своем печально известном дорожном приключении, случившемся в Китае, где он занимался документированием миграционных схем племени, промышлявшего охотой неподалеку от пустыни Гоби; его труды неожиданно привели к некоему загадочному, хотя и в высшей степени ценному результату. Свое повествование Аргайл перемежал понятными только им двоим ремарками в сторону Мишель, которая поощрительно улыбалась в ответ и одним фактом своего молчания подтверждала, что именно так и обстояло дело.
Дон был вынужден признать, что история Аргайла отлично закручена. В ней присутствовали все необходимые составляющие — разлученные судьбой любовники, жестокий рок, месть потусторонних сил, редкий цветок, расцветший в точности на том месте, где пара была побита камнями, яркая легенда, передававшаяся из поколения в поколение как поучительная притча. Когда наступила развязка, аудитория наградила Аргайла аплодисментами, а тот, успевший поведать эту свою историю не меньше чем в сотне питейных заведений во всех углах земного шара и еще в двух сотнях лекционных залов, наполненных развесившими уши студентами, привстал с места, чтобы отвесить галантный поклон.
— Отличный рассказ, Аргайл, просто отличный, — Дон отсалютовал старому другу стаканом. — Жаль только, что полная брехня. Кто следующий?
После взрыва хохота, разрядившего обстановку, Курт предложил:
— Может, ты, Холли? Как насчет байки о привидениях? Про несчастного бедолагу Бориса?
— Никому не интересно слушать про Бориса. Они знают уже все мои байки.
Холли всегда было неприятно поддразнивание Курта, особенно когда к нему присоединялась мать. Холли впервые призналась в этом Дону на свадьбе Курта, когда они уже хорошо выпили и разговор зашел о загробной жизни и вероятности того, что тени деда и бабушки еще витают где-то в этом мире.
— Да, это точно, — ухмыльнулся Курт. — Но ты так здорово рассказываешь. Что касается Бориса, я думаю, этот шедевр своим возникновением обязан твоей аллергии на кошек. Ты точила зуб на кису с первого дня знакомства — признайся, — он увернулся от кружки, запущенной ему в голову. — Или просто хотела подкинуть маме доказательства в пользу ее теории полой Земли…
Дон бросил острый взгляд в сторону супруги, оценивая ее реакцию, но Мишель продолжала улыбаться, и он подумал, что она уже порядочно захмелела. Или — чудо из чудес — старые раны и вправду затянулись.
Но вдруг стремительно, как выпад атакующей змеи, выражение ее глаз изменилось, и она вперила в Курта чрезвычайно пристальный взор.