Инка + Дик = ?

Борис отлично переключался. У доски новенькая (Климова, кажется). Он не знал пока, к какой части человечества ее отнести, но сразу увидел, что помешало ей доказать теорему. И еще заметил мельком, что волнистые концы каштановых косичек, параллельно сбегающих по плечам, испачканы мелом. «Бедная, так трудилась, а решить не могла»,— с иронией подумал Борис и тут же забыл обо всем, кроме задачи. Взял мел и приступил к работе. Нравилось Борису Егорову решать эти задачи: с острыми, тупыми — любыми углами.

Может, он будет математиком. Как Антон Семенович. Но учитель любил не только математику, он любит школу, людей. А у Бориса это чувство любви стало «прорезаться» совсем недавно, даже по отношению к самому близкому человеку... И опять Борис «покидает» класс, попадая в тот незабываемый день.

...Мама стояла у окна, на голубую кофточку капали слезы, и в тех местах, куда они падали, появлялись синие горошины. Борис удивленно смотрел на эти горошины. Нет, он не расстроился, просто непривычно было видеть маму такой, и он слегка прижался к ней, разглядывая «синие слезы».

— Боренька, понимаешь, нет больше папы у нас. В воскресенье... разбился...

Мама еще что-то говорила, гладя Бориса по голове, но он плохо слышал: только понял, что отец разбился, что больше никогда не приедет, и «Жигули», значит, тоже погибли. Ему даже не было жалко отца, и Борис не смог удержать в себе злой крик:

— И хорошо, что погиб! Теперь я буду такой, как все!

Мама вздрогнула, отдернула руку, словно обожглась о русую голову сына, выпрямилась, в ее потемневших глазах застыл ужас, лицо стало белым, а губы — некрасивыми, лиловыми. Борису сделалось страшно. Ему захотелось снова прижаться к маме, но в этот момент он получил пощечину.

Нет, ему не было больно, скорее обидно и жалко себя: никто на свете его не любил. Борис выскочил на улицу с решением больше не жить. Хорошо бы утонуть, но не насовсем, или с крыши прыгнуть, но не разбиться. Он присел на холодный гранит набережной и задумался.

— О чем мыслишь, Егоров?

Перед ним стоял учитель.

До него у них была математичка. Свой предмет она считала самым главным и любила повторять: «Математика — царица всех наук, понимаете, ца-рица!» Ребята так и прозвали ее — Царица. Молодая, веселая, красивая, и все в классе, особенно девчонки, полюбили ее. Но вскоре Царица вышла замуж и рассталась со школой.

А этого, нового, еще не узнали толком. Строгий, требовательный. Всех по фамилиям называет. Побаиваются его ребята.

— Здесь холодно, Егоров, простудишься.

«Вот и хорошо, что простужусь — ему-то какое дело?» Но оставаться одному не хотелось, он встал и послушно поплелся за учителем в сквер.

Сидели на скамейке. Молчали. Но когда учитель положил на плечи Бориса свою руку, это прикосновение напомнило вдруг, как он, малолетний, скачет по квартире, сидя на широких плечах отца, и весело погоняет: «Но-о, лошадка!» Одно воспоминание потянуло за собой другие... Оказалось, что с отцом связано и много хорошего. Только теперь случившееся дошло до сознания Бориса. Он сжался в комок, чтобы не выдать своего состояния,— и все же не выдержал: зашмыгал носом, всхлипнул, как маленький... А немного погодя, все рассказал сам. Про отца. Про зеленые «Жигули». Про ребят во дворе. Про пощечину.

Выговорился — и вроде бы полегчало. Они погуляли еще. Потом учитель проводил его до самого подъезда. На прощанье по-взрослому пожал руку:

— До встречи, друг мой Егоров,— и, как бы между прочим, добавил: — Перед матерью-то извинись. Плохо ей сейчас.

У Бориса клокотнуло в груди: никто еще не называл его другом.

Он открыл дверь своим ключом, тихонько разделся и на цыпочках вошел в комнату. Мама лежала на диване, но не спала. Видимо, ей было, действительно, плохо. И впервые Борис пожалел не себя, а свою голубую маму, от которой так хорошо всегда пахнет лекарствами.

Говорить ничего не пришлось... Она погладила его по волосам. А он так и проспал эту ночь на диване, не раздевшись, ее чуточку повзрослевший сын.

Знакомый голос возвращает Бориса в класс:

— Дома решите следующие задачи...

Ох, сколько их перерешал Борис за два года, как подружился с учителем. Математика и в самом деле — «царица наук». Понял это Борис благодаря Антону Семеновичу. Если он, Борис Егоров, сделает в жизни что-нибудь значительное, например, откроет новый закон, то непременно назовет его законом Антона Семеновича.

ОДНОКЛАССНИКИ

Инка попала в класс Антона Семеновича, о котором много знала с детства от своих родителей: по письмам, фотографиям, рассказам. Все они воспитывались в одном детском доме, а папа и Антон даже поступали в одно военное училище. Но Антон не стал военным, задумал получить «самую мирную профессию» и уехал в другой город, где был учительский институт. На расспросы товарищей отвечал шутливо:

— Имя-отчество обязывают...

— Так что же, все Михаилы Юрьевичи должны стать поэтами? — сомневались друзья.

А он свое:

— Поэты тоже нужны, но они — роскошь. А учителя — необходимость.

Шутки шутками, но отговаривать не стали. Так разошлись их жизненные дороги.