Инка + Дик = ?

Когда папа рассказывал про Антона Семеновича, он говорил и про себя, и про маму, и про сотни других своих сверстников, бывших тогда, во время и после войны, моложе Инки и ее друзей. Мама — ленинградка. Она пережила блокаду. Погибли все ее родные. Перед тем, как попасть в детский дом, она долго лежала в больнице, слабая была очень.

И у папы погибла вся семья. Много лет разыскивал Андрейку, младшего брата, по слухам, уцелевшего в партизанском отряде, но не нашел. Тридцать лет уже, как война кончилась, а папа все равно ищет, все равно надеется.

Мама сейчас работает программистом, и Инка знает, что больше всего на свете ей бы хотелось запрограммировать встречу с папиным братом. Если бы это было возможно...

— Ин, здравствуй! Ты чего так торопишься? Рано еще,— Инку догнала Катя Долганова, соседка по парте, худенькая, бледная, миловидная девочка с серьезными глазами. В классе называли ее ласково — Катюня, за мягкий, уступчивый характер. Девочки подружились в первые же дни Инкиного пребывания в новой школе. Катя частенько забегала к Инке, хотя к себе ни разу не пригласила.

— Я заходила за тобой, а ты уже умчалась. В такую-то рань.

— Прости, Катюня. Я всегда мчусь, если о чем-то думаю. Должно быть наоборот: думаешь — идешь медленнее, а я бегу почему-то. Пойдем сквером, поболтаем.

Утро было безветренным, дышалось легко, И шагалось тоже легко. Снег похрустывал под ногами, как морковка на зубах. Девочки шли молча, прислушиваясь к этому размеренному хрусту. Немного погодя, Катя спросила:

— Ин, ты о чем думала?

— Когда, сейчас? О сочинении.

— Нет, раньше, когда бежала.

— О разном,— уклончиво ответила Инка.

— А тему сочинения выбрала?

— Свободную... Только раскрыть ее хочу не в общем, а на судьбе одного человека, понимаешь?

— А-а-а,— протянула Катя,— это у тебя после вчерашнего фильма. Я, когда прочла дневник Анны Франк, неделю ни о чем другом думать не могла. Она все перед глазами стояла...

— А мы бы выдержали, как ты думаешь, Катя?

— Я — нет. Я слабая. Чуть что — слезки на колесках, даже самой стыдно.

— И я не знаю. Когда все хорошо, трудно представить, что может быть иначе. И те ребята не думали, что им выпадет такое испытание.

Девочек догнали одноклассники.

— Привет, подружки! В обществе секретов нет,— это представился Валерка Топорков, широкоплечий, скуластый, с игриво-насмешливым выражением темных, широко поставленных глаз.

— А ты чего не здороваешься? Пожелай девочкам доброго утра и хороших отметок,— бравым голосом, не допускающим возражений, посоветовал он товарищу.

Второй, Костя Кочубей, прозванный мальчишками сокращенно Ко-ко, красивый, высокий мальчик, с нежным девичьим лицом и яркими, как вишни, глазами, молча шел рядом. После Валеркиных слов стеснительный Костя покраснел и пробормотал:

— Пойдем скорей. Опоздаем. Первый — математика.

— Не опоздаем. Еще списать успеем. Вон Вундер в школу заходит,— Валерка издали увидел долговязого Бориса Егорова.

— Итак, математика «забита». А сочинение? Девочки, как только возьмете тему «Никто не забыт», вспомните про меня и старайтесь писать поразборчивей...

Ни девочки, ни молчаливый Костя так и не проронили больше ни слова. Весь оставшийся путь до школы ораторствовал Валерка.

ЗАБОТЫ УЧИТЕЛЯ

После уроков Инку задержал Антон Семенович: — «Пойдем, Климова, с классом знакомиться пора: ты уже месяц в нашей школе».

Инка заулыбалась удивленно: она сразу подружилась с ребятами, да и как знакомиться, если сам он только что их отпустил?

Но Антон Семенович продолжал:

— Что ты знаешь о ребятах? Кто с кем сидит и как учится — этого мало, Климова. Вот скажи: куда спешит по субботам Кочубей? О чем грустит Долганова? Почему хитрит Топорков? Не знаешь? Не знаешь...

Инкины глаза округлились. Она слушала и уже понимала учителя. Одевшись, они вышли на улицу и направились к одноклассникам.

У Кочубеев было шумно и весело. Четверо круглолицых, чернобровых, еще румяных от мороза малышей (Костя только что привел братишек из детского сада — вот, значит, куда он торопился по субботам) облепили Антона Семеновича: двое повисли на руках, двое держались за ноги.

— Боже мой, дайте человеку раздеться. Волик, Толик, Игорь, Славик...— мать Кости, опрятная, ласковая, такая домашняя, суетилась вокруг компании.

Когда малыши нарадовались встрече, Антон Семенович дал каждому по новой игрушке и усадил всех за стол, на котором уже румянились вкусные коржики.

— А у нас, Оксана Даниловна, новенькая. Знакомьтесь. Кстати, дочь моего давнего друга!

— Очень хорошо, девочка. Тебе понравится наш класс,— разговаривая, хозяйка разливала чай и подсовывала гостям хрустящие коржики.— Да, Антон Семенович, отец наш на следующей неделе обязательно сводит ребят в цех, а сейчас делегация на заводе из-за рубежа, занят очень.

В это время на пороге появился сам хозяин, широкобровый, крупный, улыбчивый.

— Кто сказал, что я занят? — пробасил он.— Оксана Даниловна? Ну, ей прощается, она ведь единственная дивчина в нашей семье...