Инка + Дик = ?

— Во, видал? Это Семеныч отыскивает. Ты у них учишься? Повезло тебе, парень. Вот што скажу: душевные они очень,— Иваныч говорил почему-то об учителе во множественном числе,— душевные и уважительные к людям.

Борис насилу отвязался от словоохотливого старика.

АЛИК

Только я оделась и вышла на улицу, как меня догнал Алик Чолмоныев.

— Октябрина, пойдем вместе.

— Пойдем,— обрадовалась я.— А ты откуда меня знаешь? Я ведь новенькая.

— Валерка рассказывал, мы соседи с ним, живем рядышком. А я второй год уже в этой школе, с Алтая приехал.

Говорить с Аликом оказалось удивительно легко, несмотря на то что мы были с ним незнакомы. Мне понравились непринужденность будущего поэта, его горячность в споре, едва уловимый акцент речи и даже привычка называть людей только полными именами. Он говорил: «Октябрина», четко выделяя «О», и мне это обращение было непривычно, но приятно: я почувствовала себя взрослой.

— Скажи, Октябрина, ты в клуб зачем пришла? Просто так или писать пробуешь?

— Интересно, потому и пришла. Пока просто так. А если захочется самой что-нибудь написать — попробую.

— Зачем? Не надо писать, Октябрина,— почти испуганно стал убеждать меня Алик.— Не женская это работа. Это... понимаешь, тяжелый, мужской труд.

Я думала, он шутит, этот странный, смешной Алик, но надо было видеть его лицо, чтобы понять: говорит он вполне серьезно.

— А что же, по-твоему, должна делать женщина?

— Шить. Вязать. Готовить,— убежденно продолжал Алик.— Женщина должна...

Тут я не выдержала и рассмеялась над его непоследовательностью.

— Ты же... Ты же...— я не могла говорить от смеха,— ты сам ругал за это Наташу...

— Ой, как хорошо ты смеешься, Октябрина,— так непосредственно обрадовался Алик, что я смутилась.— Мой друг так смеется. Как зальется — птицы вокруг него собираются. Не веришь? Клянусь горами... А что касается Ростовой... зачем снова о ней? Давай о другом.

Чтобы изменить направление разговора, я спросила Алика, может ли он что-нибудь почитать мне. Он охотно согласился. Это были хорошие стихи, Дик.

Мальчишка-алтаец читал мне стихи.
Были они то прозрачно тихи,
То свежий ветер над ними кружил.
— Нравятся? — говорил он.— Скажи!
— Скажи,— говорил, а ответа не ждал,
И снова стихи мальчишка читал
О том, как приходит в горы рассвет,
О друге, вернее которого нет,
О том, как жизнь в горах хороша...
Пела мальчишеская душа.
Пела душа... и мальчишку за это
Я не могла не назвать поэтом.

Я так и сказала:

— Алик, ты будешь поэтом. Ты уже сейчас поэт.

Алик изумился:

— Зачем, Октябрина? Настоящий поэт... это... когда каждая строчка — открытие. А я ничего нового не открываю.

Я даже пошла быстрее: это он хорошо сказал. Почему я никогда не задумывалась над смыслом стихов? Алик, не зная моей привычки, понял все по-другому.

— Ты торопишься, Октябрина? Я надоел тебе своей болтовней?

— Ну что ты, Алик? Мне интересно очень. Расскажи, пожалуйста, о себе.

— Спасибо, только в другой раз. А ты о себе, ладно? А то все расскажем сразу — и говорить будет не о чем. До свиданья, Октябрина,— Алик протянул мне твердую смуглую ладонь, и я с удовольствием ответила на его рукопожатие. Ему, видимо, тоже хотелось побыть одному. А мне было просто необходимо встретиться с моим Диком.

СМЯТЕНИЕ

Могут ли дружить учитель и ученик? По этому вопросу в восьмом «А» не было разногласий, наоборот, мнение было единым: нет, не могут! Одни — стеснялись, другие — боялись, третьи — считали себя недостойными такой дружбы, четвертые — просто не верили. Но ребята все же завидовали Борису, когда видели его рядом с Антоном Семеновичем где-нибудь вне школы, гуляющим «на равных».

В последнее время учитель явно озабочен: меньше шутит, обычно шумный, общительный, стремится к уединению. Это заметили ребята:

— Что с ним, Борька? — Борису и радостно, и тревожно, что спрашивают именно у него, но сам он уже около месяца «не видит» Антона Семеновича, то есть видит его только в школе.

Антон Семенович словно забыл про существование Бориса, а Борису так трудно одному. Вот и сейчас он думает: зайти или не зайти к учителю? Что, собственно говоря, случилось? Стал меньше обращать внимания, не приглашает к себе. Ну и что? Друзья сами заходят. Борис ухватился за эту мысль и направился к школе: свет в кабинете математики, наверное, Антон Семенович контрольные проверяет. Сейчас Борис поможет ему, они часто это делали вместе. Интересно наблюдать за учителем в такие минуты. Словно не листочки с контрольными перед ним, а живые люди, с которыми он разговаривает, хмурится, огорчается, радуется.

— Ах, Топорков, Топорков! Списывать с головой надо...

— Ну, Долганова... уверенней будь в себе, девочка.

— Верно, Кочубей. Так тоже можно решить. Пожалуй, даже интересней!