Борис всегда с нетерпением ждал, когда Антон Семенович возьмет в руки его работу.
— Самая заурядная пятерка, Егоров. Никакого риска, понимаешь?
И они начинали «рисковать». Только постукивал мел по доске. Обычно сдержанный, немногословный, учитель возбуждался. Оба увлеченно спорили, доказывая преимущества своего варианта. Хорошо бывает Борису в такие минуты!
Не доходя до двери, он понял, что учитель не один. Остановился. Прислушался.
— Сама-то, как думаешь, Аня?
Молчание.
Через некоторое время:
— Ох, не знаю, Антон. Сколько раз соблазняла нас эта переменчивая надежда. Прошу тебя, ничего не говори ему пока. Не надо бередить его душу.
— Хорошо, не буду говорить до полной ясности. И все же я верю.
Борису неудобно было подслушивать. Он попятился назад тихонько, как вор, оступился и чуть не свалился с лестницы. Стремглав пролетел по коридору и выскочил на улицу. Возле школы едва не сшиб девчонку, которая перебирала ногами в валенках и дышала на озябшие руки через варежки: ее волосы, брови, ресницы — все покрылось инеем. Борис не сразу узнал новенькую.
— Ты чего? — вместо извинения выдавил он.
— Ничего. Маму жду,— взлетели белыми крылышками ресницы.— А ты чего?
— Позвонить зашел,— соврал Борис и поспешил покинуть школьный двор.
Но не успел пройти и десяти шагов, как встретил группу одноклассников во главе с Топорковым.
— Ты что, в школе околачивался? «Шефа» не видел? — Валерка, как показалось Борису, уставился на него своими наглыми глазищами.
— Я что, слежу за ним, что ли? — в тон ответил Борис.
Ребята, в общем-то дружелюбно относившиеся к Егорову, стали расспрашивать, решил ли он «звездочку». Звездочкой они помечали задачи повышенной трудности.
— Это где неравенство с двумя переменными?
Борис подобрал хворостинку и при свете фонаря набросал чертеж на снегу:
— Вот, смотрите. График уравнения х2
+у2 = 25 есть окружность с центром в начале координат и радиусом, равным 5 единицам...Борис с готовностью разъяснял несложную, по его мнению, задачу. Этот разговор сближал его с ребятами.
Когда все поняли, добродушный Костя Кочубей изумился:
— Здорово ты... Я три часа голову ломал, а все, оказывается, просто.
Постояли. Потолкались. Борис ждал, что его позовут с собой. Но никто не позвал.
Бросив Борису «До завтра», все ринулись за Валеркой, который успел забраться на школьный забор и, размахивая шапкой, призывал:
— Парни, вперед! На штурм храма науки, за мной! — и, перелетев через сугроб, первым достиг школьного крыльца.
Его лидерство в классе было бесспорно.
Дома Борис долго не мог успокоиться. Глухое волнение томило его, в голове все перемешалось: новенькая, ее мама, Антон Семенович... О чем они разговаривали? Какая тайна? Во что верит Антон Семенович и не верит мать новенькой?
У мамы было ночное дежурство, а Бориса мучило одиночество. Ему не спалось: навязчивым видением стояла перед ним заиндевевшая «снегурочка» с неожиданно теплыми, золотисто-карими глазами.
ВСЯКИЕ „РАЗНОСТИ“
Друг мой Дик!
Возомнила и я, что могу при каждой встрече с тобой говорить стихами. Это, оказывается, совсем не просто. Раньше, когда я не задумывалась над смыслом, было все по-другому: могла за вечер тетрадку исписать. Но как это Алик сказал: каждая строчка — открытие.
Перечитала сейчас все старое — сплошная описательность. Пробую смысл искать — еще хуже. Одна мораль получается, как видишь.
Что-то происходит со мной. Труднее писать — всю неделю вынашиваю шесть строчек. Труднее учиться — не могу сосредоточиться.
На днях спросили по математике. Пока я раздумывала, с какого конца подступиться к теореме, Вундер легко доказал ее. Хорошо ему — ничего его не интересует, кроме задач. Противный! Хотя... честно если, красиво решает, независимо.
А Катюня — хорошая. Она теперь не стесняется, и я тоже бываю у нее дома. Вчера, когда шла к Кате, по дороге привязались Ко-Ко (Кочубей Костя) и Валерка Топорков, которого, по-моему, зря в классе прозвали Топор. Он хитрый. А Ко-Ко у него в подчинении. Друзья проводили меня до самого Катиного подъезда, и я их тоже пригласила зайти к Кате, а у них — такие ухмылочки. Костя заалел, Валерка хихикнул и двусмысленно посмотрел на Костю, будто я предложила что-то постыдное. У меня на весь день остался неприятный осадок, и вечером я рассказала об этом папе. У папки моего удивительная для взрослого черта: серьезно относиться ко всяким моим «разностям». И на этот раз он внимательно выслушал меня, переспросил некоторые подробности и пришел к такому неожиданному для меня выводу:
— По-моему, кому-то из них, не знаю, Косте или Валерке, просто нравится эта девочка.