Инки. Исторический опыт империи

Во многих империях деревня эксплуатировалась в пользу не только административно-бюрократической и военной элиты, но и более широких городских слоев, поскольку правящая верхушка, как по чисто престижным соображениям, так и исходя из интересов поддержания внутренней безопасности и порядка, была вынуждена заботиться о поддержании хотя бы минимального благосостояния обитателей городов, прежде всего столичных. В противоположность тому население сельской местности, хотя и многочисленное, но рассеянное и удаленное от стратегически важных центров, рассматривалось исключительно в качестве поставщика продуктов, дешевой рабочей силы, источника доходов, который не требует ничего взамен и постоянно самовосполняется. Не только уровень жизни деревенских жителей, но и эффективность аграрной технологии чаще всего не являлись предметом заботы властей, оставаясь на начальном, исходном уровне или даже снижаясь в силу низкой производительности принудительного труда. В то же время в некоторых имперских обществах (помимо древнего Перу, здесь нельзя не отметить позднесредневековую Японию и СССР) крестьянству, в целом взятому как сословие (инкские хатун-руна), отводилось достаточно почетное (хотя и не самое высокое) место в рамках официально признанного - и чаще всего существенно отличного от действительного - общественного деления. В Тауантинсуйю в результате выкачивания ресурсов из деревни возникло полтора десятка городов с населением порядка 10 тысяч человек и множество более мелких административно-ремесленных центров. В Куско, по некоторым оценкам, обитало до 200 тысяч жителей, но большая часть этого населения, скорее всего, располагалась в усадьбах и поселках за пределами основного массива застройки. Уровень благосостояния массы горожан, не говоря уж, конечно, об элите, был выше, чем у крестьян в сельской местности. Инкский город являлся ритуальным, административным и хозяйственным ядром обширной (радиусом до 100 км) округи, на территории которой размещались менее значительные городки, деревни и хутора. В пересеченной горной местности расположение поселений разного назначения и размера сильно зависело от конфигурации и климатических особенностей отдельных долин. Поскольку жизнь и деятельность горожан регулировалась администрацией, а сам их контингент обновлялся по ее воле, урбанистические структуры Тауантинсуйю распались сразу же после гибели государства. Урбанизация колониального времени началась заново и на иной основе - в городах появились рынки.

Взаимоотношения инкского города с округой не были равноправны: решения следовали из центра в районы, в то время как караваны лам, груженных сырьем, продуктами и изделиями, двигались почти исключительно в обратном направлении.

Обитатели инкских городов не располагали какой-либо автономией по отношению к царской власти, не имели органов самоуправления и вообще не выступали в качестве социальной единицы, сплоченной чем-либо иным, помимо общего места проживания. То же определенно касается и городов царства Чимор и, весьма вероятно, городов культур мочика и уари. В отсутствии городского самоуправления заключено кардинальное отличие урбанистической традиции Центральных Анд от древней переднеазиатской с ее знаменитыми гражданско-храмовыми общинами.

Если «асимметричная реципрокность» в той или иной степени характерна для большинства обществ ранней древности, то распределение продуктов и ценностей исключительно через склад, а не рынок - весьма своеобразная черта именно древнеперуанской культуры. Ее появление не связано с образованием Тауантинсуйю: инки лишь придали соответствующей системе упорядоченный общегосударственный характер.

Господствовавший в Центральных Андах способ распределения был следствием природно-хозяйственной специфики региона. В сильно пересеченной, ландшафтно разнообразной местности обмен продуктами, производимыми в отдельных природных зонах, сулил колоссальные выгоды. При довольно небольших в широтном направлении расстояниях и наличии транспортного скотоводства такой обмен оказался не только желательным, но и легко осуществимым. Столь значительное движение продуктов приобретало стратегическое значение, ибо в него оказались вовлечены не столько престижные ценности, сколько основные средства жизнеобеспечения: картофель, кукуруза, сушеные рыба и мясо, шерсть и хлопок. Контролировать подобный поток могли только те, кому вообще принадлежало право принятия решений: сперва общинная верхушка, затем более крупные вожди и жрецы храмов, наконец, государство. С этого момента направление грузопотоков начало определяться уже не только потребностями населения отдельных районов, но в первую очередь необходимостью поддерживать имперскую иерархическую структуру и стало совпадать с направлением «вертикальных» властных связей (деревня - провинциальный центр - столица империи).