Инклюз

Кто-то второй раз позвонил во входную дверь, но на протяжный звук снова никто не отреагировал. Еще десять минут назад благодушно настроенные друг к другу люди так легко беседовали на нейтральные темы. Теперь после всплеска ненависти они оба стояли с бледными лицами. Несмотря на то, что они были почти одинакового роста и телосложения, Брайан мог похвастаться многолетней выучкой и накачанными мускулами. К тому же, всем было понятно, что военный должен быть морально устойчивее к таким конфликтам.

Даже куклы-марионетки в эту напряженную минуту застыли.

Вдруг Ларри сделал решительный шаг и выкинул вперед сжатую в кулак руку, но Брайан ловко отклонился в сторону в то же время легко подтолкнув Ларри к столу. Потеряв равновесие и пытаясь за что-то схватится, Ларри потянул на себя край скатерти. Бокалы опрокинулись, еще до падения на пол окрасив белую ткань в темно-голубой. Некоторые из них столкнулись друг с другом, и брызги тонкого стекла хаотично осыпали скатерть. Дорогое Джоанне и ее дочери вино, тарелки и столовые приборы полетели на пол. Но страшнее всего, как неуправляемый скоростной поезд, несся тяжелый голубой торт. Он упал плашмя, и это падение было негромким, но очень эффектным. Крем разлетелся в самые отдаленные уголки комнаты, некоторые холодные брызги долетели до ног Джоанны.

В считанные секунды шум стих. Из одного из лежащих на боку уцелевших бокалов тихо выливались остатки вина. Годами выдержанная голубая жидкость растекалась по щелям в паркетном полу. Джоанне вдруг подумалось, что крысы теперь еще смелее будут ходить по дому, чуя запах сладостей и фруктов. Весь праздничный вечер вдруг развалился, растекаясь голубым пятном из-под столовой скатерти.

Ларри удалось устоять на ногах, но для этого пришлось сделать несколько неуклюжих шагов, чтобы удержать равновесие. Положение нападающего было идиотским, он это чувствовал. И поэтому злился еще сильнее.

Раздраженная Эмма резким движением подняла дочь со стула и отнесла ее в сторону, туда, где располагалось фортепиано.

– Папочка... – вырвалось у маленькой девочки. Она не желала видеть происходящего и лишь уткнулась лицом в мамино плечо.

– Уведи ее, – прошипел сквозь зубы Ларри.

Он стоял посреди гостиной и с ненавистью рассматривал противника. Несмотря на то, что Брайан не оказал почти никакого физического воздействия на нападающего, рубашка Ларри частично вылезла из-за пояса, а верхняя пуговица куда-то отлетела. Воротник теперь висел ассиметрично.

Маленькая девочка вдруг разрыдалась нервным и громким плачем. Джоанна, все еще молча наблюдая за происходящим, вдруг поняла, что не помнит имени внучки. Возможно, никогда даже его не знала. Это отдалось странной горечью в ее груди.

– Сейчас же прекратите оба! – возмущенно крикнула Эмма, прижимая плачущую дочь к себе. – Вы забыли, зачем сюда пришли и кто в доме хозяин! Мама, пожалуйста, скажи им что-нибудь.

Джоанна довольно размеренными шагами, не спеша, прошла через всю гостиную, затем вверх по лестнице. Ее не волновал третий звонок во входную дверь.

28. Конфликт

___

Тот не поймет, кто не любим,

Тоску разлуки с девой милой,

Когда лобзание мы длим,

Прощаясь с той, кем сердце жило.

Джордж Гордон Байрон

___

Стремительно темнело. На улице перед домом горел яркий фонарь. Из занавешенного окна на дневник падала прорвавшаяся между штор узкая полоска света. Оскар все так же сидел на полу между кукольным домиком и окном. Он держал раскрытый дневник близко перед собой, стараясь повернуть его к тусклому свету из окна. Любопытство не давало ему покоя, и, невзирая на скудное освещение, он перечитывал одну за другой страницы из жизни девушки. Как они ездили по национальным паркам, какие традиции были в семье на каждый праздник. Он узнавал все новые и новые подробности из жизни Джоанны. Комната совсем провалилась во мрак, оставляя лишь отблеск желто-оранжевого оттенка на блестящих поверхностях.

На одной из последних страниц была зарисовка сцены в госпитале, где молодой человек дотрагивается до груди девушки. Рядом с описаниями прикосновений были изображены яркие лучи света. Ниже значился комментарий: “Сегодня музыка достучалась до моего сердца, и я ей доверяю. Это и есть человек, с которым я готова идти дальше. Это мой Оскар!”.

Музыкант закрыл дневник и некоторое время просидел в задумчивости. В который раз он начинал с вопроса к себе «Что он мог сделать по-другому?». Мог ли он обещать Эмме больше, когда у самого дома была счастливая семья? Для него она неизбежно должна была жить дальше. На тот момент были другие условия. Давая Эмме надежду на их будущее, делая ее счастливее, он делал бы несчастной свою жену и дочь. Некоторое время Оскар пытался разобраться, правильно ли он поступал в прошлом, когда Эмма еще была жива.