Инклюз

Оскар оторвался от дневника и туманным взглядом уставился на кукольное представление. Однако смотрел его как бы сквозь сцену, думая об истории этой семьи. О Джоанне, о когда-то резвящейся в доме маленькой Эмме, танцующей под папины шуточные песни в стиле кантри. Он перевел взгляд на Брайана – крепкого телосложения мужчину, который вырос без родителей и стал чудесным человеком. Его ежегодные визиты в день рождения этой пожилой женщины есть акт искренней дружбы, исполнение долга. Он приходит ее поддержать, дать женщине уверенность, что она кому-то в этом мире нужна. Присылает ей письма, которые стопками аккуратно сложены на рояле. А может, он видит в ней мать, которую так искал? С детства он пытался заполнить в душе пустое пространство, предназначенное для семейного уюта. Нужен ли он сам кому-то, кроме своей бабушки? Ценит ли его страна, ради которой он рискует жизнью? Нашел ли он ту, которая ждет его по вечерам? Даже если девушка появилась, он все равно перелетной птицей, в одну и ту же дату, спешит в дом Джоанны. В голове отчетливо всплыл образ Эммы – узел, связавший присутствующих в этом театральном подвале. И Оскар заново почувствовал глубокую привязанность, появившуюся в госпитале.

На следующей странице было крупно написано: ”Брайан – мамин идеал?”. Музыкант вновь погрузился в чтение.

“Сегодня после длительного отсутствия явился Брайан с новостью, что он поступил в колледж. Я никогда не могла бы представить его, типичного Гекльберри Финна, например, в паре с какой-нибудь девушкой. Его прическа всегда была комком торчащих завитушек, веснушки сильно проступали на лице, руки мозолистые, голос скромный. С момента предыдущего визита он заметно возмужал. Мама, словно влюбленная, порхала вокруг него. Я же смотрела на него глазами своего бойфренда. Он точно бы невзлюбил Брайана за то, что тот сильнее. Хотя, если посмотреть глазами подружек – они тотчас бы перессорились между собой, чтоб завоевать внимание Брайана. Мужская красота тоже была присуща моему другу детства. Но он для меня слишком родной друг».

Оскар всматривался в спину очень сильно повзрослевшего Брайана. Он ждал момента, когда тот посмотрит на него, и они сделают то, о чем договаривались.

На сцене появлялись и исчезали новые действующие лица, и кульминация сюжета уже была упущена Оскаром. Ему показалось, что Джоаннин спектакль был не слишком замысловат. Иногда до него доносились фразы, как: “Мне кажется, нет никого в мире, кто бы сейчас пожалел ее”. Оскар даже не пытался вникнуть в суть постановки. Он все еще думал, в первую очередь, об увиденном и прочитанном в дневнике. И о желании стать ближе к матери хотя бы сейчас, когда уже, казалось бы, слишком поздно. Эмма попросила вклеить в дневник страницы о том, как любит ее, как понимает, насколько тяжело ей пришлось. Оскара очень тронули слова о том, какой правильный выбор сделал ее отец, что он, как золотоискатель, нашел самый большой самородок.

Наконец, Брайан обернулся, и взгляды мужчин встретились. Военный тихо пересел поближе к музыканту, и тот молча передал ему дневник. Оскар жестом поднятого указательного пальца задержал Брайана, потянувшись к одному из своих музыкальных футляров. Тихонько его приоткрыв, он вытащил оттуда букет цветов и, передавая другу детства Эммы, кивнул головой на Джоанну.

– Благодарю, – тихо сказал Брайан.

Оба уставились на сцену, но каждый думал о своем. Вскоре Оскар вновь стал наблюдать за Брайаном со спины. Пальцы человека в военной форме гладили краешек тетрадки. Он, как незрячий, считывал каждый бугорок на обложке, словно они представляли собой символы шрифта Брайля. Перевернув несколько раз дневник на обратную сторону, Брайан окинул его взглядом и вновь стал наблюдать за происходящим на сцене. Он гладил и сжимал вещь девушки, которая внезапно попала в его руки, но так и не решился открыть.

Вдруг на сцену из щелей начали вылезать деревянные, выкрашенные в серый, крысы. Кукла на качели будто не замечала их, но ее собеседники стали молча отходить. Они были испуганы, и Джоанне отлично удавалось это передать походкой каждой марионетки.

Музыкант поспешно прислонил к себе виолончель и стал играть тревожную, эпическую музыку.