Уложив Алешу в большой комнате и подсунув пару подушек, чтобы было удобнее лежать, Марина дала ему пульт от телевизора.
– Тебе соку принести? У меня там еще есть пирожные, хочешь?
– Пирожные мне нельзя, а сок буду, – глядя на Марину голубыми чистыми глазами, отозвался он. – А у тебя есть какая-нибудь книга?
Коваль виновато развела руками:
– Нет. Только журнал, но он женский, вряд ли тебе будет интересно.
– Ладно, тогда телевизор, – вздохнул мальчик и тут же потерял всякий интерес к Марине.
Коваль вышла в кухню, куда, как она услышала, перебралась Виола и теперь выбрасывала из сумки на стол какие-то таблетки в упаковках.
– Я его уложила, он телевизор смотрит, – сказала Марина, усаживаясь на табуретку и придвигая к себе пепельницу.
Ветка не отреагировала, сдвинула лекарства к стенке и вышла. Марина закурила, прислушиваясь к тому, как подруга разговаривает с сыном за стеной. Поведение Ветки насторожило ее до крайности – нервная, издерганная, какая-то ожесточившаяся. Как она добралась сюда, почему одна? Где хотя бы кто-то из охраны, где этот ее Саня, которого Марина просила узнать, что возможно, о стреляной гильзе? Ни звонка, ни сведений – причем не только от этого Сани, но и от человека, к которому она его посылала.
– Где твой телохранитель, кстати? – спросила Коваль и едва не свалилась с табуретки от той волны ненависти, которой окатила ее Ветка в ответ.
– В морге!
Марина ткнула окурок в пепельницу и тут же взялась за новую сигарету.
– То есть?
– Ты ведь его к Яше Киршману посылала? Ну, так и Яшу тоже наглухо, даже старика не пожалели.
Марина не могла понять, откуда Ветка узнала про Яшу – адрес его она назвала на ухо телохранителю, а имя даже не произнесла. И выходило, что за Саней увязался кто-то от самого коттеджа и проводил аккурат до квартиры Яши в Ершовке – старом рабочем районе, где практически все дома на одно лицо. «Надо же – и старика подставила, – со злостью на себя подумала Коваль. – Хохол узнает… Черт возьми, да что ж тут происходит-то?!»
Яша Киршман, восьмидесятилетний старичок – резчик по дереву, был стародавним знакомым Хохла. Именно ему в свое время Женька заказывал знаменитую Маринину тросточку с выкидным лезвием. У старика были отличные связи в милиции, а именно – в среде криминалистов, там работал муж его племянницы, и именно потому Марина надеялась на помощь Яши в деле опознания гильзы. А вышло вон как…
– Ветка! – решительно заговорила она, погасив сигарету. – Давай начистоту. Ну, невозможно тыкаться по углам! Никогда ведь не узнаешь, откуда прилетит! Как я могу тебе помочь, если ты сама мне мешаешь?! Ведь ты знаешь или догадываешься, кто может стоять за всеми этими снайперскими игрищами! Ну, так помоги мне! Себе помоги!
Ветка прекратила, наконец, выгружать из сумки всякую ерунду, распрямилась и потянулась к Марининым сигаретам. Закурив, сделала две глубокие затяжки, выпустила дым и, вздохнув, как перед прыжком в воду, сказала:
– Я думаю, это Гришкин сын.
Марина, как раз в этот момент сделавшая глоток минералки прямо из бутылки, поперхнулась от неожиданности:
– Гришкин – кто?!
Ветка докурила и снова вздохнула:
– Сын, дорогая. Единственный его сын, который не носит его фамилии и никогда его не видел.
Коваль отказывалась верить в реальность происходящего. Она знала Беса много лет и ни разу за все эти годы не слышала даже упоминаний о том, что у него есть ребенок. Какой сын – в его-то положении?! Ведь и покойный Малыш, двоюродный брат как-никак, тоже никогда не говорил об этом. Не знал? Скрывал? Теперь не спросишь…
– Стоп, погоди, – пробормотала Коваль, поняв, что никак не может справиться с полученной информацией.
Она встала, вынула из шкафа бутылку коньяка – привычка делать запас спиртного осталась все-таки со старых времен, и Марина, зайдя в супермаркет сразу после прилета, почти машинально ухватила «Хеннесси» с полки, – две чашки и выставила все это на стол. Ветка только хмыкнула – по ее лицу было видно: она тоже не против «смазать» разговор. Быстро накромсав лимон и вынув из холодильника нарезку красной рыбы, Марина разлила коньяк в кружки и, не чокнувшись даже, опрокинула содержимое своей одним глотком.
– Уф! – поморщившись, она забросила в рот ломтик лимона, зажевала коньячный вкус и помотала головой. – Слушай, вот это номер… А ты-то как узнала?
Ветка вертела кружку в тонких, почти прозрачных пальцах с бледным телесным маникюром и никак не решалась опустошить ее. Наконец, зажмурившись, поднесла к губам и залпом выпила, закашлялась, замахала свободной рукой. Марина подсунула ей лимон, но Ветка уже сама схватила ломтик рыбы, сунула в рот и открыла, наконец, глаза, наполнившиеся слезами.
– Господи, какая дрянь… – выдохнула она, проморгавшись.
– Окстись! – засмеялась Марина. – Отличный коньяк, между прочим. И даже для вашего города – отличный.