– Кстати, могу еще кое-что сообщить, заглянул тут кое-куда, пока беседовали. Дом, где живет Ниязова, построен в тысяча девятьсот тринадцатом году, – пустился в объяснения Федя. – Квартиры там сначала принадлежали богатым купцам, а при советской власти превратились в коммуналки. После свержения коммунистов жилье стали выкупать новые русские. В начале двухтысячных почти все здания в переулке снесли, признав их ветхими, непригодными для жилья, на их месте построили квартал очень дорогих малоэтажных пафосных «избушек». А вот домик, где ныне прописана Ниязова, не тронули, поскольку он признан памятником архитектуры. Еще там когда-то жил поэт Крохин. Сам-то стихоплет ничего интересного не наваял, зато в его квартире побывал весь цвет культуры сороковых-шестидесятых годов: писатели, композиторы, художники. Крохин собирал старопечатные книги и завещал библиотеку вместе с квартирой государству, но с условием, что в апартаментах после его смерти сделают музей. Скончался создатель виршей в семьдесят шестом году. Говорят, он запросто общался с Галиной Брежневой, дочерью «нашего дорогого» Леонида Ильича, которая всегда тяготела к общению с творческой интеллигенцией. Злые языки шептали, будто дружба Крохина с главной дочкой СССР была одно время более чем нежной. Но сие всего лишь сплетни. Однако через восемь месяцев после кончины стихотворца в его квартире действительно открыли музей. «Великие имена Москвы», так он называется. Можно сколько угодно утверждать, что именно Галина Леонидовна поспособствовала сохранению памяти о Крохине, однако подтверждения этому нет. Экспозиция существует до сих пор. Апартаменты расположены на первом этаже. Вход в музей – внимание! – через окно, которое находится почти вровень с землей. Крохин, видите ли, впускал к себе гостей именно таким образом, чтобы не беспокоить свою пожилую маму, та просыпалась от звонков в дверь.
– А топот компании, которая вваливалась сквозь окно, ее не будил? – засмеялась я.
– Бог с ним, с поэтом, я просто объясняю, почему дом не снесли, – прервал мое веселье Федор. – Думаю, в подъезде сидит бабуля. Потому что на первом этаже находится этот никому не нужный музей. На втором прописан Воткин Олег Георгиевич, который давно живет в Нью-Йорке, апартаменты в Москве не посещает, но и не сдает их. Третий этаж занимает семья Амировых: отец, мать, четверо дочек. Выше Гульнара Ниязова с сыном. Апартаменты на пятом уже второй год выставлены на продажу, их у владельца выкупил риелтор. Нет, сердце подсказывает, там точно сидит старушка у лифта. Все, покедова. Если чего еще нарою, звякну.
– Я предполагала, что охранник знает дамочку, – сказала я, когда Степан положил сотовый в карман. – Парень мог видеть сию особу, приметить ее машину. Но каким образом секьюрити выяснил номер квартиры Ниязовой? Кронкин не работает в ее доме.
– На Гульнару постоянно жалуются жильцы дома, где служит Павел, – пояснил Дмитриев. – То Ниязова бросит свой джип прямо на тротуаре, перекрыв вход в подъезд; то она несется по переулку как оглашенная на полной скорости по лужам, окатывая прохожих грязной водой; то ее собачки делают кучи и все в них вляпываются… Люди строчат заявления управляющему, а тот посылает кого-то из охраны к Ниязовой.
– Полагаю, красотка не открывает дверь секьюрити, – вздохнула я.
– Вот тут ты наконец ошиблась, – улыбнулся Степа. – Нет, наоборот, сия особа очень вежливо разговаривает с парнями. Ахает и охает: «Ой-ой, я опаздывала по делам, вот и поехала быстренько, не заметила лужу, готова купить пострадавшему новое пальто… Перекрыла вход в ваш подъезд? Правда? Совершенно случайно так вышло, больше это не повторится… Мои собачки накакали? Я всегда за ними убираю, без мешочка не выхожу. Ну, может, разочек пропустила. Передайте мои извинения вашим жильцам, буду внимательней…» После этих речей Гульнара дарит охраннику бутылку дорогого спиртного, и парень отправляется восвояси. Неделю Ниязова ведет себя тихо, а потом все начинается заново: гонка по грязи, парковка чуть ли не в парадном соседнего дома, гадящие на тротуаре псы… Кронкин несколько раз посещал Гульнару. Слушай, а где Фаина? Уже много времени прошло, но сестрица твоя все не возвращается.
Меня охватило беспокойство.
– И правда… Может, ей совсем плохо стало? Пойду, загляну в сортир.
Я вышла в коридор, поспешила на ресепшен и спросила у дежурной медсестры:
– Где у вас дамский туалет?
– На первом этаже, – охотно объяснила девушка.
– Ничего себе! – возмутилась я. – Вот это удобства! Захочет больная ночью пописать, и что, топать ей до лифта, а потом ехать вниз?
Медсестра поджала губы.
– У пациентов свой санузел. Мы муниципальная скоропомощная клиника, но это не означает, что люди тут в отвратительных условиях лежат. Сделан прекрасный ремонт, палаты теперь трех- и двухместные, между ними сортир и душ. А вот для посетителей клозета нет, для них выделено помещение на первом этаже за справочной. Но, как правило, родственники пользуются удобствами у больного, которого посещают.
– В комнате Фаины Таракановой нет и намека на сортир, – возразила я.