Инкогнито. Тайная жизнь мозга

За последнее столетие нейронаука продемонстрировала, что за штурвалом стоит вовсе не сознательный разум. Всего лишь через четыреста лет после выпадения из центра Вселенной мы испытали выпадение из центра самих себя. В первой главе говорилось о том, что сознательный доступ к внутренним структурам происходит медленно, а часто не случается вовсе. Затем вы узнали, что наше представление о мире не обязательно совпадает с тем, что находится снаружи: зрение — всего лишь конструкция мозга, и его единственная работа — генерировать полезное повествование для нашей шкалы взаимодействий (скажем, со спелыми плодами, медведями и половыми партнерами). Зрительные иллюзии открывают дорогу более глубокой концепции о том, что наши мысли создаются аппаратом, к которому у нас нет непосредственного доступа. Вы увидели, что полезные подпрограммы прошиваются в цепях мозга, и как только они там оказываются, они становятся недоступными. Сознание же, как представляется, устанавливает цели, что следует прошить в эти цепи, и мало что делает сверх того. В главе 5 я рассказал о том, что «я» — это много разных людей, и поэтому мы можем ругать себя, смеяться над собой и заключать с собой договоры. Наконец, глава 6 объяснила, почему мозг может работать совершенно иначе, если его изменяют инсульт, опухоль, лекарства или любое из множества событий, которые влияют на человеческую природу.

В результате научного прогресса во многих умах появился тревожный вопрос: что остается после всех этих развенчаний? Для некоторых мыслителей — по мере того как стала более понятна необъятность Вселенной — значение человека снизилось практически до нуля. Стало ясно, что эпохальный масштаб цивилизаций — всего лишь вспышка в долгой истории многоклеточной жизни на планете, а история жизни — всего лишь вспышка в истории самой планеты. При этом сама Земля в необозримой Вселенной — всего лишь пылинка материи, несущаяся с космической скоростью в пустынном пространстве. Через двести миллионов лет эта плодородная планета будет поглощена при расширении Солнца[304]. Как писал Лесли Пол в книге «Уничтожение человека»:

Вся жизнь умрет, весь разум исчезнет, и все будет так, как если бы они никогда и не существовали. Честно говоря, это и есть цель, к которой идет эволюция, то есть «милостивый» конец яростной жизни и яростного умирания… Вся жизнь — не более чем спичка, чиркнувшая в темноте и снова погасшая. Итоговый результат — полностью лишить это смысла[305].

После возведения множества тронов и падения с них человек огляделся и задался вопросом, случайно ли он был создан в слепых и бесцельных космических процессах, и постарался спасти хоть какую-нибудь цель. Теолог Эрик Маскалл заметил:

Трудность, которую испытывает сегодняшний цивилизованный западный человек, — убедить себя, что у него есть какой-то особый статус во Вселенной. Мне кажется, что с этим связаны многие психологические расстройства, которые являются такой распространенной и тревожной приметой нашего времени[306].

Такие философы, как Хайдеггер, Ясперс, Шестов, Кьеркегор и Гуссерль, пытались справиться с той бессмысленностью, которая, как кажется, осталась нам после этих низвержений. В книге 1942 года «Миф о Сизифе» Альбер Камю вывел свою философию абсурда, в которой человек ищет смысл в принципиально бессмысленном мире. Камю предположил, что единственным стоящим вопросом в философии является вопрос, нужно или нет совершать самоубийство. (Он пришел к выводу, что суицид совершать не следует; наоборот, следует жить, чтобы восставать против абсурдности жизни, хотя это будет всегда без надежды. Возможно, он пришел к этому выводу, поскольку противоположный помешал бы продажам его книги, — коварная уловка-22[307].)

Полагаю, что философы чересчур серьезно относились к подобным развенчаниям. Действительно ли у человечества после них ничего не осталось? Ситуация скорее обратная: по мере того, как мы идем дальше, нам открываются более масштабные идеи по сравнению с имеющимися, будь то богатство микромира или непостижимый размах космоса. Каждое открытие учит нас, что реальность далеко превосходит человеческое воображение и домыслы. Такой прогресс принижает мощь интуиции и традиции в предсказании нашего будущего, заменяя их более продуктивными идеями, более масштабными сущностями и новыми уровнями благоговения.