Инкуб

Приняв сомнительное во многом решение, Анатолий успокоился неожиданно даже для себя. Его вдруг неудержимо потянуло в сон, не смотря на кофе, выпитый в немалом количестве. Верещагин поднялся на второй этаж и прошел в кабинет, где не появлялся уже целую неделю. На письменном столе царил обычный беспорядок, но Анатолию лень стало перебирать бумаги. Мелькнувшую было мысль о завещании, он отбросил за ненадобностью. Все его имущество в любом случае доставалось сыну от первого брака, которого он не видел почти десять лет. Верещагину вдруг пришло в голову, что алименты с него перестали высчитывать более года назад, следовательно, сыну уже стукнуло девятнадцать. А ведь Анатолий не только не поздравил отпрыска со знаменательной датой, но и вообще почти забыл о его существовании. Первый свой брак Верещагин считал во всех отношениях неудачным, знай, он в то время, что сулит ему брак второй, возможно, не стал бы торопиться с разводом. Впрочем, теперь уже поздно было о чем-то сожалеть. Случилось то, что случилось. Верещагин отбросил ручку и порвал лист бумаги, на котором, впрочем, не успел написать ни единой буквы. Он покинул кабинет без сожаления и решительно толкнул дверь спальни. Свет ночника, тусклый и неживой, освещал семейное ложе, на котором лежала женщина, жизненный путь которой в этом мире прервался более недели назад не без помощи Анатолия Викторовича. Взгляд Зои, блуждавший по потолку, упал на оцепеневшего Верещагина, бесцветные губы раздвинулись, обнажив белые как пена зубы. Рукоять ножа в этот раз торчала у нее из груди, хотя Анатолий точно помнил, что наносил удар в спину.

– Так удобнее, – спокойно отозвалась Зоя. – Я думаю, ты не будешь возражать.

– Мне все равно, – с трудом выдавил Анатолий, с ужасом глядя на обнаженное тело жены.

– Иди ко мне, любимый, – ласково проворковала Зоя, раздвигая ноги. – Тебе сюда.

Верещагин сделал машинально шаг вперед и тут же замер, словно прилип к полу. Холодный пот медленно стекал по лицу Анатолия, но, вопреки ужасу, пронизывающему его от макушки до пят, он вдруг испытал острое желание. Его неудержимо влекло к покойнице, призывно шевелившей бедрами в предвкушении сладостного мига соития. Ноздри Зои раздувались от нетерпения, лицо перекосило от сладостной муки, а живот стал раздуваться прямо на глазах потрясенного Верещагина. Анатолий вдруг почувствовал исходившее от Зои зловоние и остановился в шаге от ложа.

– Я сейчас, – произнес он подрагивающими губами. – Сейчас. Только душ приму.

Верещагин почти скатился по лестнице, двумя прыжками миновал холл и ринулся в гараж, где стояла «Ауди». Машина завелась с пол-оборота, к большому облегчению владельца. Он ринулся к щитку, давя сразу на все кнопки. Голос Зои, зовущей его к себе, не переставая звучал в ушах беглеца. Анатолий с трудом пересилил желание вернуться. Из гаража он вылетел на огромной скорости и с трудом вписался в ворота. Мысли путались в его голове, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы поприветствовать охрану, притормозившую его на выезде из поселка. Зато на трассе он дал себе волю, «Ауди» неудержимо понеслась вперед, к желанной свободе.

– Не гони, Анатолий, – услышал он за спиной спокойный голос. – Наше счастье не за горами.

Верещагин в ужасе оглянулся на женщину, сидевшую на заднем сидении автомобиля. Зоя была одета в то самое платье, в котором садилась за руль его бумера в роковой для себя день. Она кивнула на свой выпирающий живот и произнесла с улыбкой:

– Он так и не успел родиться, Анатолий. Помешала твоя поспешность и моя непредвиденная смерть.

Верещагин скрипнул зубами и ударил по тормозам. Увы, взнуздать взбесившийся автомобиль ему не удалось. «Ауди» на полном ходу врезалась в притормозившую фуру, в одно мгновение лишив полного сил человека надежды на спасение и будущую счастливую жизнь.

Завадский узнал о смерти Верещагина от Валерия Страхова, приехавшего в его офис перед обедом. Следователь был как всегда подтянут, выбрит и надушен. Словом, являл собой тип человека, преуспевающего на избранном поприще. В укор ему Аркадий Савельевич поставил бы разве что сероватый цвет лица и неуверенность, читавшуюся в глазах.

– С ним была женщина, – произнес глухо следователь. – На третьем месяце беременности, как определили эксперты.

– Может, подвозил кого-то, – испуганно охнул Завадский.

– Ее лицо осталось нетронутым, она вообще мало пострадала, – поморщился как от зубной боли Валерий Игоревич. – Верещагина я опознал с трудом, а она лежала на столе словно живая. Это была Зоя, Аркадий Савельевич, в этом у меня нет никаких сомнений. Я сделал несколько фотографий. Можете взглянуть.

– Нет, – в ужасе взмахнул руками Завадский. – Не надо. А впрочем… Оставь фотографии, Валерий. Я посмотрю. Потом… Когда-нибудь…

Аркадий Савельевич откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Мысли путались. Собственно, их не было вообще. Не считать же мыслями тот ужас, который поселился, похоже, навечно в голове и сердце некогда преуспевающего бизнесмена.