Желание во что бы то ни стало сохранить рождаемость в эсэсовских семьях подтолкнуло Гиммлера к тому, что он был вынужден поступиться принципами. В своих многочисленных разговорах с высокопоставленными эсэсовскими офицерами он буквально оправдывался, заявляя, что подобная снисходительность вызвана исключительно войной. «К сожалению, я должен идти на компромисс между необходимым количеством и наилучшим качеством», —
сказал он как-то. В 1943 году рейхсфюрер со всей откровенностью заявил обергруппенфюреру СС Войршу, что с началом войны рождаемость оказалась проблемой: если сохранять строгие критерии отбора, то упадет рождаемость, а сохранить ее можно было, если только пренебречь расовыми качествами детей. Он пытался обосновать свое решение предельно разумными аргументами, которые были присущи Гиммлеру, внутренне безучастному даже к тем людям, которые должны были быть ему близки по расовым критериям: «Самое важное из того, чего я хочу добиться, чтобы по возможности каждый эсэсовец, прежде чем погибнет, успел обзавестись ребенком. Если количество подобных детей будет расти, то я смирюсь с селекционными ошибками, которые можно будет исправить при помощи количества». Подобная точка зрения побудила его к принятию следующего решения: «Лучше хотя бы один ребенок, чем вообще ничего. Лучше, чтобы эсэсовец, который возможно уже погиб, зачал не самого лучшего сына, чем вообще не передал свою кровь».Приказ Гиммлера, обязывавший всех служащих СС и полиции рожать как можно больше детей
При этом Гиммлер старался ни в коем случае не произвести впечатления, будто бы его «военные мероприятия» были неким расовым компромиссом или непоследовательностью в осуществлении расовой политики. На критику, раздававшуюся из рядов СС, по поводу массовых убийств в Польше, которые оценивались как «негерманский поступок», Гиммлер парировал, что это «жесткий слом, который требует его расовый долг».
В области идеологических установок Гиммлер был неукоснителен. Он был упрям и шел прямо к цели. Но сам Эбнер не допускал никаких сомнений в том, что временное послабление в отборе матерей, вызванное войной, было неким изменением принципов расовой политики национал-социализма. В 1944 году он вновь составил список требований, которым должна была отвечать претендентка на попадание в «Лебенсборн». Он был снисходительным только в одном случае, когда речь шла об эсэсовских семьях. На то у него были свои основания. Во-первых, не требовалось собирать множество документов, так как они были собраны во время получения разрешения на вступление в брак. Во-вторых, в большинстве случаев эсэсовские жены надолго не задерживались в «Источнике жизни», а потому не надо было слишком беспокоиться об их здоровье. К тому же «Лебенсборн» не брал их детей под собственную опеку. Но к незамужним матерям применялись самые строгие критерии. Даже малейшее несоответствие критериям было поводом для отклонения просьбы. «Чисто восточный, западный, и восточно-балтийский расовые типы женщин являются неприемлемыми». Будущие матери должны были быть не ниже 155 сантиметров. По чисто физическим причинам отказывали женщинам с физическими и психическими отклонениями, больным туберкулезом, венерическими и прочими кожными болезнями. «Эти женщины должны обращаться в Национал-социалистическое народное вспомоществование». К сожалению, многие документы были либо уничтожены в конце войны, либо погибли во время бомбежек. По этой причине вряд ли удастся представить полную картину отбора матерей и тех, кто был отвергнут «Источником». Но кое-какие документы все-таки дошли до нас. Однажды Эбнер отказал матери, так как в ее роду были шизофреники, а сама она весьма напоминала еврейку, что, по его мнению, было признаком принадлежности к западной расовой группе. «Таким не место в "Лебенсборне"», — резюмировал он. В другом случае он отказал женщине по чисто медицинским соображениям — ей во время первых родов было сделано кесарево сечение. То, что эта женщина была супругой офицера СС, для Эбнера не играло никакой роли.