Инквизитор

Кругом была темнота, хоть глаз выколи. Луна затерялась где-то в ветвях деревьев, а по тёмному ночному небу в полном молчании плыли слегка освещённые по краям облака.

Джойс снова подкурил.

– Ну? – вырвалось у Прайса.

– Да-да, Прайс. Да-да.

Детектив несколько раз глубоко затянулся. С каждой затяжкой горящий пепел его сигареты всё сильнее освещал его лицо кроваво красными отблесками. Наконец детектив приоткрыл окно и стрельнул бычком в высокую траву. После чего полез рукой под куртку, вытащил пистолет, взвёл курок и выстрелил в Прайса.

Прайс от неожиданности сперва даже не понял, что случилось. Как? Почему? За что? Он что, выстрелил? Выстрелил?! Серьёзно?!

Боль в грудной клетке вдруг разлилась по всем органам. Прайс согнулся, всё ещё сверля ничего не понимающим взглядом своего начальника. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли где-то внутри и ни в какую не хотели выходить.

Джойс пристально смотрел на Прайса. Потом последовал ещё один выстрел. Затем, ещё один.

Прайс откинулся в сторону и врезался правым виском в приоткрытое стекло. Его глаза уже почти ничего не видели.

Последний выстрел детектив произвёл в голову. Контрольный. Пуля прошла навылет, не оставив ни малейшего шанса на жизнь. Стекло окрасилось потёками крови; кусочки свернувшейся плоти мозга прилипли к стеклу и медленно сползали вниз, оставляя за собой тёмные, страшные дорожки.

Прайс застыл со слегка приоткрытым ртом. Мертвенно прищуренные глаза смотрели в пустоту. Теперь он был окончательно мёртв.

Джойс снова достал пачку сигарет, повертел её в руке и брезгливо выкинул в открытое окно.

– Это вредно для здоровья, - проговорил он.

Пистолет до сих пор был у него в руке. Джойс повернул дуло к себе, приставил ко лбу и не раздумывая ни секунды, нажал на спусковой крючок.

Раздался выстрел, который вышиб мозг детективу, заляпав свежей кровью всё заднее стекло.

Пистолет выпал из омертвевшей руки.

***

– Они называют меня сумасшедшим. О да! Сумасшедшим. Они думают, что я умственно отсталый. О да! Так и есть. Да, я умственно отсталый. Пусть! Пусть так думают! Но они, эти слюнявые людишки, они ничего не знают! Они не знают настоящей силы, настоящей мощи, которую даёт только отрицательная энергия. Энергия смерти. Энергия мучений, страха, энергия обречённости, опасности, энергия боли, отчаяния! Как велика сила этой субстанции! Они ничего не знают. Они глупы. Они существуют только лишь для того, чтобы сделать меня сильнее. Сильнее! Вскоре я восстану из тени, выйду на свет, чтобы затушить его. Тьма! Только в ней кроется вся энергия. И я соберу её. Я уже начал жатву. Пришло время собирать урожай. Каждая из их смертей выбрасывает такое количество энергии, что раньше я даже не мог этого себе представить. Но теперь я знаю. И теперь меня не остановить. Эти стены! Что они мне? Жалкое подобие тюрьмы. Но я покажу им, что меня невозможно посадить под замок. Невозможно остановить разбушевавшуюся стихию. С каждой смертью я становлюсь сильнее. Сильнее и сильнее! И придёт день, когда власть моя над энергетическим миром будет почти бесконечна. И я смогу наконец окончательно явить себя в этом мире. Я! Меня невозможно заточить. Я ураган, смерч, цунами! Я – это целый мир! Мир энергетических всплесков, контролирующих сознание материального мира. Это есть я – последний из первых, ставший во главе первых и подчинивший единого.

Мистер Торк вскочил со своей койки.

Низенький, скукоженный человечишка с перекошенным лицом и глубоким шрамом на щеке. В бездонной глубине его почерневших глаз тлели жёлтые огоньки. Исхудалое тело извивалось, как змея. Он широко расставил руки и прокричал, что есть силы:

– Да будет так! Да начнётся жатва! Смерть!

Квадратный светильник на потолке замигал, как от перепада напряжения. Маленький человечек стоял, расставив руки и глядя вверх, а вокруг него стали проявляться тёмные сполохи, которые захватывали всё больше пространства в камере, окутывая человека со всех сторон. Полупрозрачные тёмные лоскуты материализовывающейся и оживающей энергии вращались всё быстрее. Всё меньше оставалось света в этой маленькой камере. Тьма всё быстрее поглощала пространство.

Он чувствовал, что становится свободным, чувствовал, как энергия проходит сквозь его материальное тело, охватывает его со всех сторон, а затем врывается в него тончайшими струями, чтобы охватить каждую клеточку его тела, каждый атом, подчинить себе все мысли и чувства. И он не противился этому; он был рад. Экстаз клокотал внутри него, вызывая крупную дрожь. Глаза всё сильнее разгорались…

И потом он снова закричал. Душераздирающий вопль – вопль боли, страдания… Вопль, наполняющий жизнью то, что было мертво, то, что не рождалось никогда и никогда не умирало; через боль и невыносимые муки формировалась особая форма жизни, окончательно подчинив себе физическое тело человека.

Вопль…

***

Охранник не выдержал и ударил кулаком в запертую дверь.

– Заткнись же ты! Сколько можно орать?! Сейчас санитаров позову! Эй! Ты меня слышишь, придурок?! Снова сделают укол! Ты этого хочешь?!

В камере до сих пор звучал этот отвратительный вопль.