Инквизитор

Солдат хотел ответить, но в этот момент один из слуг внес в залу большое блюдо с жареной свининой. Свинину только что сняли с огня. Большие куски свинины с салом, горячий жир, наполнили комнату дурманящим ароматом. Солдат невольно вздохнул. Епископ заметил это. Он стал выбирать себе куски мяса, обжигался, но вилкой не пользовался. Монах подошел к нему сзади и тихо произнес:

— Монсеньор, хочу вам напомнить, что доктор Фибер не рекомендует вам есть больше одного куска.

— Я помню, — сухо ответил епископ, бросая себе в тарелку большой кусок горячего мяса, а чуть подумав, еще один.

— У вас будет изжога, — напомнил монах.

— Ну, так сделай мне воды с мелом, — сказал епископ, с хрустом разламывая свежайший хлеб.

— Я, конечно, сделаю, но вам нужно есть меньше жирного.

— Оставь меня в покое, слуга Люцифера, — рявкнул епископ и ударил рукой по столу так, что звякнули тарелки. — Вина мне кто-нибудь нальет?

«Ну, так и есть, капризный барин» — подумал солдат.

Монах обиженно поджал губы, стал перебирать четки. Слуга кинулся наливать епископу вино. Тот отпил полстакана сразу с не малым удовольствием.

— А как же ты стал солдатом? — Неожиданно спросил он и вцепился в кусок свинины зубами.

— Мой отец сгинул, — сказал солдат, чуть помолчав, и добавил: — Я остался с матерью и сестрами. У нас были долги, дом отец заложил.

— Понятно, отец заложил дом и сбежал.

— Это маловероятно, — ответил солдат.

— Маловероятно? Почему же?

— Он и его компаньоны собрали денег, снарядили корабль, чтобы ехать на восток за пушниной. Ни команды, ни купцов, ни корабля больше никто не видел. Скорее всего, их захватили телезские пираты или разбил шторм.

— Ты сказал «маловероятно», такие слова говорят грамотные, — произнёс епископ, жуя мясо и глядя на собеседника.

— Я обучен грамоте, монсеньор.

— С каких это пор в солдатах учат грамоте? У нас и монахи на три четверти неграмотны. У нас некоторые отцы Церкви, прости Господи, читают с трудом. А ты солдат и вдруг грамотный.

— Повезло, — коротко ответил солдат.

— Что это за везение такое? Поведай уже.

— Я поступил на службу в роту лучников, в отряд графа фон Крюнендорфа. В сражении при Сен-Сьене был ранен, рейтары де Брюиза сначала растоптали ландскнехтов, а затем и нас… Меня там ранили.

— Погоди-ка, погоди, Сен-Сьен, Сен-Сьен… — Наморщился епископ. — А где это?

— На левом берегу Марты, южнее Бернандина.

— Святой крест, а когда же это было?

Солдат неожиданно для себя понял, что это вовсе не простая беседа.

— Семнадцать. — Он на секунду задумался. — Нет, шестнадцать лет назад.

— Вот оно как, — он внимательно смотрел на солдата, потом снова увлекся рыбой. — Значит, ты пошел служить, а сколько лет тебе было?

— Нас выгнали из дома, когда мне было четырнадцать, мать пошла в корчму, убирать и помогать готовить. За это хозяин разрешил ей и моим двум сестрам жить в конюшне. Мне там места не было, и я узнал, что фон Крюнендорф собирает людей. Деньги, которые он предлагал, показались мне огромными. Я был уверен, что за пять лет службы смогу купить матери дом.

— И что, купил?

— У меня до сих пор нет дома.

— Ну, ладно, что там с рейтарами де Брюиза, которые тебя немного поломали? И кто же тебя грамоте обучил?

— Читать меня еще отец научил, а все остальное сам. Ранение было тяжелым, я валялся в телеге целую неделю с другими ранеными. У меня была сломана ключица, рука и ребра. Все с левой стороны. Через неделю начал ходить, один единственный из телеги. Все остальные умерли. Ходил с трудом, поэтому меня хотели выгнать из роты. Лейтенант Брюнхвальд взял меня к себе за один талер в полгода.

— Лакеям обычно платят больше, — заметил епископ.

— Нет, лакей у него был. Он взял меня вестовым, конюхом, чтецом и всем остальным, кем только можно.

— Помощником лакея, — заметил епископ. — А что, это за Брюнхвальд? Он не из Леерзиндских Брюнхвальдов?

— Скорее всего, из них, но его никто не называл «фоном». Думаю, он был из бастардов.

— Был? — Епископ на секунду перестал жевать.

— Да, был, через четыре года, при штурме Дрофера его убил арбалетчик. Болт пробил кирасу, вошел в грудь на палец, прямо в сердце. Он умер у меня на руках.

— А ты остался без хозяина?

— Да, но к тому времени я уже умел читать, считать и писать. Знал кое-какие законы. Последний год я вел всю его переписку и писал все его приказы. А он только прикладывал свой перстень.

— Так ты стал его писарем?

— Не совсем, что бы писарем. Лейтенант был бесшабашной храбрости человек. И вечно лез в самую кашу. А мне, к сожалению, приходилось следовать сразу за ним. Так что в палатке я был его писарем, а в бою оруженосцем. Таскал щит и алебарду.

Епископ, видимо, наелся, он лениво ковырял ложкой взбитые сливки с ягодами. Теперь он не казался солдату истеричным барином. Солдат видел, что перед ним сидит тонкий интриган, мастер политики, обмана и лукавства.

— И куда же ты пошел после смерти Брюнхвальда?

— Никуда не пошел. У Брюнхвальда был контракт с фон Крюнендорфом. Я так и остался у графа в полку. Он определил меня писарем в кавалерийскую роту.

— И как тебе было в кавалерийской роте?

— Весело. Они там все воровали.