Инквизитор

— У фон Бока два года, у фон Рюгенталя. Полгода мне платил курфюрст Ренбау, пока его не разгромили у Мюлле. Вот, в общем-то, и все мои командиры.

— Ну, хорошо, — епископ помолчал, подумал, — А что ж ты совершил такого удивительного для барона фон Рютте?

— Ну, я, — начал солдат, — помог ему навести порядок в его земле.

— Секундочку, — перебил его епископ. Епископ подошел к столу и налил вина в два бокала. Один предложил солдату, а из второго отпил сам. — Что за дрянь? Вино мне возят все хуже и хуже.

Солдат отпил и решил, что вино вполне себе приличное.

— О чем мы говорили? — Спросил епископ.

— О бароне фон Рютте.

— Ну и что именно ты сделал для барона?

— А разве аббат вам не написал?

— Аббат мне пишет едва ли не каждый день. Мало ли что, но мне написал. Он написал, что барон очень щедро наградил тебя. И как щедро?

— Вполне, — скромно сказал солдат.

— И сколько же он тебе обещал за работу твою?

— Семь цехинов.

— Семь цехинов? — Епископ Густав поднял брови.

— Именно.

— Семь цехинов! А знаешь ли ты, сколько местные бароны собирают со своих земель в год?

— Не имею представления.

— А я имею! Местные бароны в год собирают 15–20 цехинов в урожай, и это зажиточные бароны. Большинство едва собирает десять. Так вот мне интересно, что же ты за подвиг совершил, что прижимистый Рютте отдал тебе половину своего дохода?

— Мне он не показался прижимистым.

— Тебе не показался, а я его знаю с детства. Я вместе с ним рос. Он всегда был тупым, спесивым и драчливым, а когда вырос, то стал еще и жадным. С мужика дерет последнее, за дочь приданое дает смехотворное. Сына, наследника, держал в черном теле, сыну едва удалось у него коня выклянчить. Так что давай, рассказывай, за что жадный Рютте дал тебе гору золота.

— Монсеньор, это долгая история.

— Долгая история, говоришь? До воскресной мессы я свободен, — епископ подошел и уселся в кресле. Слуга принес ему две подушки, а под ноги поставил скамеечку.

— Ну, рассказывай, — сказал епископ. — За что барон заплатил тебе семь цехинов?

Глава первая

— А где мост? — Спросил солдат.

— Так нету, — ответил мужик вежливо и с недоумением, мол: «Что ж вы, господин, не видите, что моста нет?».

— Был. Я три года назад здесь проезжал.

— Так был. Да, был. Только вот дожди с февраля месяца как пошли, так и идут. А в апреле его и смыло. И севернее мост тоже смыло.

— А лодка где-нибудь тут есть?

— А как же! Есть лодка, есть. У местного мельника. Только маленькая она, вас перевезет, а коня не перевезет.

Солдат посмотрел в воду. Течение было очень быстрым. Переплыть с конем было нереально.

— И мост строить никто не собирается?

— Никто не собирается, — заверил мужик. Он связывал мокрый хворост в пучок. — А кому собираться? Старый граф еще зимой помер. Да, схоронили. А молодому графу не до этого.

— Воюет?

— Не-е, поскудствует… празднует, гуляет.

— Понятно, — солдат немного помолчал, — а там, за рекой, какой-то город был.

— Почему был? Есть. Байренгоф. Стоит город, стоит. Только вам туда ехать не надо.

— А что?

— А чума там.

— Чума?

— Ага, мрут людишки, пол города осталось от былого.

— Не уж-то столько померло?

— Кто помер, кто разбежался. Язва — одно слово.

— Язва — это беда, — согласился солдат.

— Язва — это полбеды.

— А что ж еще?

— Дезертиры.

— Вот как?

— Ага, ага, лютуют. Мы на тот берег даже не суемся. И хорошо, что мосты паводком смыло, и вы, господин, подумайте хорошенько, прежде чем туда лезть. А вам куда нужно?

— В Лютцоф.

— В Лютцоф? — Мужик задумался. — Это я не знаю, где такое.

— А что ж дезертиров никто не ловит?

— Я ж вам говорю, старый граф помер, а молодому только пятнадцать годов, не до того ему.

— Ясно, а всё-таки, как мне попасть на тот берег?

— Три мили верх по реке пороги. Вода там быстрая, но конь у вас добрый, пройдет. Только вот убьют вас там.

— Думаешь?

— Ага, думаю. Обязательно убьют. Меч у вас дорогой, конь у вас дорогой, что ж не убить-то? Там и за простого мужицкого конька убивают. А за вашего красавца и подавно убьют. Да что там конь, за один ваш плащ с мехом убьют, или за сапоги.

— Какие мрачные перспективы.

— Чего? — Не понял мужик.

— Ничего, — ответил солдат. — Страшно, но мне нужно в Лютцоф. Придется ехать.

— Ну, храни вас Бог.

— И тебя, друг.

Дождь, дождь, дождь. Некогда мелкая река — полноводна. Даже на порогах вода доходила коню почти до брюха. Медленно, с трудом, солдат перебрался на другой берег и повернул на север. В чумной город резона ехать не было и, тем более не было резона встречаться с дезертирами. Уж кто-кто, а солдат прекрасно знал, что из себя представляют эти парни. Дорога сразу за рекой ушла в лес. Стена леса справа, стена леса слева, а сама дорога больше походила на обмелевшее русло небольшой реки. И дождь.

Добрый плащ, который он захватил как-то после одного небольшого сражения в обозе побежденных, полностью промок. С капюшона за шиворот то и дело скатывались капли. Спина и плечи стали зябнуть, рука — старая его боль — начала ныть. Но ни крова, ни тепла даже не предвиделось.

— Эх, найти бы хоть что-нибудь дотемна, — сам себе сказал солдат.

Ему очень не хотелось ночевать в мокром лесу. Совсем не хотелось.