У нас ушло несколько дней на получение австрийской визы, которую нам помогли оформить компаньоны Николаева. И вскоре я в сопровождении верных рексов спускался с трапа самолета в венском аэропорту. Мы остановились в отеле «Мариотт», неподалеку от особняка «товарища» Халина, и несколько дней провели на Кестнер-штрассе, наблюдая за приземистым двухэтажным особняком, окруженным высокой чугунной оградой, за которой был виден прелестный садик, где каждый день работал садовник, а на лавке возле фонтана постоянно сидел какой-нибудь здоровяк в сером костюме. Иногда в садик выходила молодая тяжеловесная (килограммов под девяносто) фрейлейн в белом крахмальном переднике, видимо горничная.
Из протокола заседания Конгресса США.
«Известия», 5 апреля 1997 г.
Так прошла неделя. Халин, судя по всему, из дома не выходил, а к нему приезжали только маленькие продуктовые пикапы. «Здоровяки» так же редко покидали особняк и только по двое. С каждым днем Богданов становился все мрачнее и мрачнее.
В тот вечер мы сидели в ресторане отеля и молча ужинали при свечах. Наконец, Богданов сказал:
— Дело гиблое, шеф. Это не институт. И нас только трое (меня он упорно не хотел считать активным штыком). И оружия нет. А главное, мы в чужой стране.
— Не психуй, спецназ, — холодно сказал я. — Если не видишь перспектив, уезжай. А я не уеду, пока этот выблядок жив.
— Ты, шеф, хочешь и сисю, и писю одной рукой обнять. Так не бывает. Особнячок не маленький, а мы не знаем даже, какой он внутри, и где этот друг там находится. В каких комнатах обитает.
Заговорил один из рексов, который свободно владел немецким и служил нам переводчиком:
— А что, если попробовать подлезть к горничной? Через нее можно было бы многое узнать.
Я посмотрел на него. Парень хоть куда. Высокий, стройный, сероглазый и светловолосый. Такие экземпляры водятся только в Германии и в Рязани. Я представил этого красавца на улице рядом с «австрийской телкой», как мысленно окрестил горничную Халина, и расхохотался.
— А что? — оживился Богданов. — Можно попробовать.
Фрейлейн приходила на работу в шесть тридцать утра, а уходила в восемь вечера. На следующий день в семь тридцать мы уже заняли диспозицию метрах в тридцати от особняка. В восемь ноль пять калитка с аляповатой баронской короной и девизом, выбитым на щите готическим шрифтом (бедный барон, знал бы он, что в его родовом гнезде будет проживать крупнейший деятель международного коммунистического движения и бывший завотдела ЦК КПСС), отворилась, и фрейлейн грациозно понесла свои девяносто килограммов по Кестнер-штрассе. Папик (такое прозвище имел находчивый реке) подмигнул нам и с видом ястреба, после длительного голодания заметившего в траве упитанную перепелку, ринулся за ней.
— Интересно, — сказал я, — клюнет австрийская телка на русского бычка?
— Не сомневайся, — усмехнулся Богданов, — она будет иметь дело со знатоком данного вопроса. Он стал мужчиной в тринадцать лет и с тех пор не переставал им быть ни на минуту.
— Как вернемся, выдашь ему дополнительную премию за габариты фрейлейн, — распорядился я.
— Баловство, — хмыкнул командир, — его только спусти с цепи, он здесь в Вене искоренит девственность, как безграмотность. Ладно. Пошли пивка хлопнем.
Папик пришел в гостиницу только в двенадцать ночи. Мы не спали и, как только дверь в его номере хлопнула, направились к нему.
Папик стоял возле минибара и жадно поглощал его содержимое. Вперемешку — шоколад, соленые орешки для пива, конфеты и вафли.
— Ну что? — спросил я.
Он сделал ладонью успокоительный жест.
— Как провел спецоперацию? Информацию добыл? — спросил Богданов. — И вообще, когда в Австрии демографический бум ожидается?
— Не все сразу, — сказал Папик, открывая банку с пивом. — Сегодня только установил тесные деловые отношения. А из информации только то, что ее зовут Магда. Магдалена.
— А что ж ты делал почти четыре часа?
— Устанавливал отношения, а потом беседовал о Моцарте. Кстати, она уже неплохо говорит по-русски. В воскресенье едем за город.
Прошла еще неделя. Папик исправно получал от Богданова шиллинги и убывал «на дело». Наконец, он сообщил, что завтра Магда освобождается раньше, потому что ее хозяин ужинает в ресторане.