Произнеся этот краткий монолог, настоятель осенил келью (именно келью, а не Стрельбицкого) крестом и вышел. Я сел на стул напротив лежака, возле которого стоял Стрельбицкий, и любезно сказал ему:
— Садитесь, полковник. В ногах правды нет. Давайте побеседуем.
— Вы инквизитор? — нервно спросил Стрельбицкий.
— Инквизитор, инквизитор, — лицемерно ласково закивал я. — Садитесь же. Может, хотите воды? (Стрельбицкий стал белее мела, и я всерьез забоялся, что его сейчас хватит удар. Наконец, он сел и взял себя в руки, хотя выражение страха не сходило с его лица).
— Считаю долгом выразить вам свое восхищение, как профессионал профессионалу, — сказал он. — Я никогда не думал, что какая-нибудь спецслужба сможет найти меня здесь.
— С Божьей помощью можно сделать все, — сказал я.
— Вы действительно религиозная организация? — удивленно спросил он.
— Да, — кивнул я. — Мы действительно служим Богу, как вы дьяволу. Но не будем вдаваться в религиозную дискуссию. Давайте поговорим о земных делах. Вы, Виктор Анатольевич, наверное, понимаете, что я приехал сюда из Москвы не для того, чтобы обращать вас в христианство.
— Конечно, — с готовностью сказал он. — Но я хотел бы знать, на что я могу рассчитывать, если отвечу на все ваши вопросы. Они ведь стоят сотни миллионов долларов.
— Ах, слуги дьявола, слуги дьявола. — Сокрушенно покачал я головой и лицемерно перекрестился. — Все-то у вас измеряется в долларах. О душе не думаете. Не нужны мне никакие номера счетов, которые, как я уверен, хранятся у вас в каком-нибудь потаенном месте. Мне нужно, чтобы вы сказали, на кого конкретно работали, и где эти люди сейчас находятся.
— Я хотел бы знать, — упрямо повторил Стрельбицкий, — на что я могу рассчитывать, в случае… чистосердечного признания.
Я захохотал:
— Вы не перед следователем, дражайший. Но я могу обещать вам жизнь.
— И вечная слепота?
— Нет, вечное покаяние. Давайте договоримся так. Вы отвечаете на мои вопросы, и я оставляю вас здесь, где вы под руководством наших итальянских братьев будете постом и молитвой пять лет спасать свою душу. Через пять лет можете вернуться в Россию и продолжить покаяние в лоне православной церкви.
— А если я откажусь?
— Тогда мы вас вывезем в Москву, где вы предстанете перед судом.
— Военного трибунала? — спросил он, и в его голосе прозвучала надежда.
— Нет. Перед судом нашего тайного трибунала. Не буду скрывать, у нас имеется полный набор пыточных инструментов средневековой инквизиции, нашей предшественницы. Сначала вас слегка обжарят на раскаленной решетке. Потом поднимут на дыбу, и наши заплечных дел мастера поработают над вашей спинкой. — Говоря все это, я делал свой голос все более и более ласковым, а взор все более и более кротким. Получалось, видимо, неплохо. Если пять минут назад Стрельбицкий был белого цвета, то сейчас его красивая, породистая физиономия приняла зеленоватый оттенок. — Затем вам, извините, в зад засунут воронку и…
— Зальют кипящее масло? — он пробовал шутить.
— Нет. Посадят на сосуд, в котором находится змея, у которой удалены ядовитые зубы. А затем сосуд станут нагревать.
— Достаточно, — Стрельбицкий поднял руку, как бы защищаясь.
— Не беспокойтесь. Все будет под наблюдением врачей. Так что умереть вам не дадут, — заверил я его.
Внезапно он вскочил с лежака и кинулся к двери. Быстрым движением распахнул ее и остановился, как вкопанный. Ласково улыбаясь (как я велел) при свете факелов, перед дверью стояли три рекса. Стрельбицкий молча вернулся на лежак. Он так стремительно закрыл дверь, что пламя свечи начало исполнять какой-то шаманский танец.
— Это не палачи, — любезно сообщил я ему. — Это всего-навсего комиссары Святой Инквизиции Российской.
— Никогда не думал, что святая инквизиция имеет свой спецназ, — проворчал он. — Спрашивайте.
— Я задам вам только один вопрос. Кто входит в Политбюро и где эти люди сейчас находятся?
— Я знаю только одного члена. Своего куратора.
Я не сомневался, что он говорит правду. Ну что ж. Ограничимся одним.
— Кто он?
— Халин Владимир Петрович, бывший заведующий международным отделом ЦК КПСС. Проживает в Вене.
— Адрес?
— У него собственный особняк на Кестнер-штрассе, 22.
— Особняк охраняется?
— Разумеется. Пять охранников. Все бывшие офицеры КГБ.
— Ну что ж, — сказал я, поднимаясь со стула. Оставайтесь здесь. Может быть, мы сократим срок вашего покаяния. Во всяком случае, я настоятельно рекомендую вам воспользоваться гостеприимством этой святой обители. До встречи.
Через несколько минут мы уже были в келье настоятеля.
— Брат мой, — сказал я ему, — мы оставляем в вашем монастыре этого слугу Вельзевула. Я пришлю за ним, когда придет время.
— Но мы не имеем права задерживать его, если он захочет уйти.
— Он не уйдет. А если и уйдет, то идти ему теперь некуда. Спасибо вам. Прощайте.