Инквизитор

Я подошел к холмику. На табличке только номер. Обескураженный, я, как уговаривались с Котом, поехал домой. Через пару часов раздался телефонный звонок.

— Привет. Это я. Жду тебя в институте.

Гудки.

Обуреваемый любопытством, я отправился в святилище Святой инквизиции.

Двое парней, сидевших у входа, видимо, были предупреждены обо мне. Один тут же встал и кивком головы пригласил следовать за ним. Должен признаться, что сам я никогда бы не нашел нужную комнату, поскольку внутри институт представлял собой сплошной лабиринт. Несколько раз мне казалось, что я уже проходил коридор, по которому меня вел молчаливый охранник. Наконец мы вышли на маленькую лестничную клетку с лифтом. Двери открылись, и я последовал за моим спутником. Лифт пошел вниз. Опять коридор. Опять плутания. Вот и дверь. Замок щелкнул, и дверь слегка приоткрылась. Охранник пропустил меня в комнату и закрыл за мной дверь.

В просторном кабинете сидели Кот и мужчина лет сорока приятной наружности.

— Познакомься, — сказал Кот, — директор Института социальных исследований, доктор медицинских наук.

Великий инквизитор встал, вышел из-за стола и протянул мне руку.

— Николай.

Крепко пожимая мне руку, главный инквизитор внимательно смотрел мне в глаза. Наверно, я был в состоянии нервного возбуждения, потому что выдерживать его взгляд было довольно трудно. Кот заметил это и рассмеялся.

— Ладно. Не буравь человека взглядом. Он у нас ребенок нервный.

Я сел в кресло напротив Кота и огляделся. Стены кабинета были закрыты стеллажами с книгами. В нише одного из них стоял большой аквариум с крупными красными вуалехвостами. Он был освещен двумя плафонами, а со дна поднимались пузырьки воздуха. В комнате работал кондиционер. Напротив рабочего стола стоял огромный японский телевизор без антенны. Рядом — маленький стеллажик, в котором, как книги, располагались кассеты. Справа и слева от стола на подставках стояли мониторы с пультами. Сзади — столик с компьютером.

Инквизитор терпеливо ждал, когда я визуально ознакомлюсь с его кабинетом. Вдруг часть одного из стенных стеллажей ушла внутрь, а в образовавшуюся дверь вошел молодой человек в белом халате, который катил перед собой тележку с кофейником и чашками. Он молча подкатил тележку к журнальному столику, возле которого сидели мы с Котом, и также молча ушел обратно.

Инквизитор сел на диван слева от столика, открыл дверцу тумбы, разделявшей нас, и достал большую коробку заграничных шоколадных конфет.

— Для вас берег, Константин Павлович. Вы ведь у нас большой сластена.

Кот с удовольствием положил в рот конфету.

— Когда общаешься с таким психологом, как вы, Николай Иванович, то чувствуешь себя, как голенький. Всего вам наперед ясно. Зато конфеты при каждой встрече.

— На кладбище никого не было, — выпалил я неожиданно.

— Знаем, — кивнул головой Кот. — Никого, кроме тебя и наблюдателей. Наших и их.

— Аналогичная история в четырех городах из пяти. Только в Екатеринбурге были пышные похороны, — сказал Николай Иванович. — Я распорядился повторить операцию через две недели.

Я начал потихонечку привыкать к действиям Святой инквизиции и не почувствовал сильного давления на психику. Тем не менее я спросил:

— Николай Иванович, а какова цель этих ваших операций?

Инквизитор неторопливо помешивал ложечкой сахар, видимо обдумывая ответ. Затем вынул ложечку из чашки и указал на портрет, висевший на стене позади рабочего стола.

— Знаете, кто это?

На фотографии был запечатлен молодой, но уже лысый мужчина в советском военном мундире старого послевоенного образца. Выпуклый лоб, прямой нос, четко очерченные губы. Во внешности ничего необычного не было, за исключением глубоко посаженных внимательных глаз.

Я отрицательно покачал головой.

— Это наш духовный отец, так сказать. Григорий Петрович Климов, русский писатель, эмигрант, один из величайших экспертов в области психического заболевания, именовавшегося в средние века сатанизмом.

(Я припомнил, что где-то слышал это имя.)