Инквизитор. Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален

— Краска, господин, сукно красить в зелёный цвет, — говорит он словно о безделице, с пренебрежением говорит.

Только не знает мерзавец, с кем говорит, думает, что господина пришедшего одурачит, но господин многое повидал за свою беспокойную жизнь, он слышал, что краски для сукна — товар цены не малой. Это и по ящикам видно, ящики из дерева хорошего, крепкого, без щелей, с плотными крышками. Кавалер, видя, что мерзавец ему врёт, спрашивает у человека ещё что-то.

Оказалось, что самого купчишки нет, а с ним разговаривал и в амбаре заправлял его приказчик тонконогий. Приказчик тот ещё плут, врал, где мог, да изворачивался, что, дескать, товар честно купленный, но с ним кавалер даже и говорить на стал.

Велел опять предателя позвать. Как пришёл Виллим Хойзауэр, так он и спросил у него:

— Краски для сукна у Железнорукого покупали?

— Ну, а то у кого же? — сообщил Виллим Хойзауэр. — С ними, помню, другая история была: купчишка, что их вёз, заплатил за проход по реке, но показалось рыцарю фон Эрлихгену, что мало. Он отправил человека к купцам, а те сказали человеку, что краски такие стоят в три раза против оплаченного. Рыцарь и осерчал, краски велел забрать, а купчишку бить. Ой, как того били, живого места не оставили.

Тонконогий плут начал было рассказывать что-то, но Волков выслушивать всё это и не думал, не стал даже спрашивать, заплатил ли хозяин за товар, а сразу сообщил ловкачу:

— Товары забираю. Воровством они добыты.

— Вот как? — удивился тот. — Дозволите ли сию весть передать хозяину склада?

— Ступай, передай, — милостиво дозволил кавалер. И тут же добавляет рабочим да возницам: — А вы не стойте, всё ко мне в лагерь везите.

И пошёл в соседний амбар, оставив и тут сержанта из своих гвардейцев.

Последний, запертый амбар он велел взломать, когда уже солнце золотило верхушки деревьев на западе. А амбар этот оказался пуст. И тогда кавалер сказал капитану фон Реддернауфу, что едет спать, а его оставляет за старшего и просит проследить за погрузкой и доставкой добра в лагерь. И капитан заверил его, что ничего не упустит.

Он проснулся от духоты, полог шатра был закрыт, а солнце было уже высоко, внутри становилось жарко. Около шатра кто-то тихо разговаривал, один голос полковник тут же узнал, то был голос юного Курта Фейлинга. А второй голос — невыносимо знакомый, с заметной хрипотцой, резкий, но вспомнить обладателя сего голоса он поначалу не мог.

— Фейлинг! — крикнул кавалер.

Тут же полог отлетел в сторону, и в шатре стало светлее:

— Звали, кавалер? — спросил мальчишка, появляясь на пороге.

— Кто там?

— Капитан-лейтенант прибыли, — сообщил оруженосец.

— Брюнхвальд! — воскликнул Волков, сразу вскакивая с постели.

— Я здесь, господин полковник, — Карл Брюнхвальд собственной персоной показался на пороге шатра, аккуратно отстраняя оруженосца.

Волков, не разглядев его как следует, не раздумывая, как был в исподнем, кинулся к нему, обнял крепко:

— Как я рад, друг мой, что вы на ногах… Мне вас очень не хватало!

— А я так грущу, что не был при вашей победе, — говорил капитан-лейтенант, тоже обнимая Волкова и роняя при этом костыль, на который до этого опирался.

— О! Да вы с палкой, друг мой, как ваша нога?

— Весьма сносно, мясо заросло хорошо, без гнили, но лекарь сказал ходить с палкой, пока кость не окрепнет. Вот… Теперь хожу.

— Проходите, проходите… Садитесь, — Волков поднял палку и протянул старому товарищу. — Гюнтер, мыться, одежду, завтрак!

Кажется, не было на этом свете человека, которого он был рад видеть больше, чем Карла Брюнхвальда. Разве что одна рыжая дама могла оспорить это первенство, но в этом старый солдафон даже себе не признался бы. Хотя с того дня, как отправил ей письмо, он всё время ждал от неё ответа.

А пока он быстро мылся, быстро одевался. И не прошло и десяти минут, как они с капитан-лейтенантом сидели под навесом, на тёплом ветерке, что бывает в конце мая, и наслаждались завтраком.

— Так расскажите, как взяли лагерь? — спрашивал Брюнхвальд. — Вы представить себе не можете, какое было уныние среди раненых там в Бад-Тельце, когда поначалу узнали, что фон Беренштайн не смог даже перейти реку. Генерал даже не остановился там, чтобы рассказать, как всё было. Переговорил только с фон Боком, никому больше ничего не сказал, не удостоив нас даже кивком головы уехал к себе в Нойнсбург.

— А потом, как всё было потом? — спрашивал капитан-лейтенант.

— А потом я узнал, что Железнорукий уехал, — Волков не стал говорить товарищу про роль Агнес, не нужно ему знать это, — решил повторить атаку. А мужички тут и посыпались без своего главного. Даже и не попытались толком биться. Всё больше разбегались.

— Не волнуйтесь, друг мой, доля из трофеев, что причитается второму офицеру, за вами.

— Благодарю вас, друг мой, — Карл Брюнхвальд встал и поклонился.

— Полноте, — Волков жестом велел ему сесть, — ешьте лучше и не волнуйтесь, нет у меня второго офицера равного вам.

— А господин Рене?

Полковник только поморщился.

— А Роха? Он и человек редкой стойкости!

— А другие офицеры, новые, как они вам? — спросил Брюнхвальд.