Я засунул руки в карманы плаща и сел. Мне не хотелось, чтобы Осма видел, в каком я состоянии. Ему было тепло и комфортно в своей сверкающей силовой броне. Он просматривал информационный планшет, а я видел собственное отражение в полированных пластинах на спине его доспеха. Моя одежда износилась и испачкалась. Кожа стала бледной. Я сбросил добрых семь килограммов и теперь носил густую бороду, столь же непослушную, как и волосы. Единственной вещью, составлявшей моё имущество, являлась инквизиторская инсигния, лежащая в кармане плаща. Она помогала мне успокоиться.
Осма повернулся ко мне лицом:
- За три месяца ваши показания не изменились.
- Это должно о чём-то говорить, не так ли?
- Мне это говорит только о том, что у вас много упорства и осторожный ум.
- Или о том, что я не лгу.
Он положил планшет на один из столиков с лампами.
- Позвольте мне объяснить вам, что произойдёт дальше. Лорд Роркен убедил Великого Магистра Орсини переправить вас на Трациан Примарис. Там вы предстанете перед судом по обвинениям, изложенным в карте экстремис, перед Трибуналом Магистериума Ордо Маллеус и Службой Внутренних Расследований. Роркен вовсе не рад этому, но большего Орсини позволить не мог. Как я слышал, Роркен полагает, что ваша непорочность - или вина - может быть установлена раз и навсегда на формальном суде.
- И исход этого суда может поставить вас и вашего Магистра, лорда Безье, в неудобное положение.
Осма рассмеялся:
- По правде говоря, я был бы рад оказаться в неудобном положении, если бы это привело к реабилитации столь ценного инквизитора, как вы, Эйзенхорн. Но не думаю, что это произойдёт. На Трациане вас сожгут за преступления с той же уверенностью, что и здесь.
- Я рискну, Осма.
- Я тоже, - кивнул он. - Чёрные Корабли прибудут сюда через три дня, чтобы увезти вас на Трациан Примарис. Это даёт мне время, чтобы сломить вас прежде, чем дело вырвут из моих рук.
- Будьте осторожны, Осма.
- Я всегда осторожен. Завтра мои помощники перейдут к девятому уровню воздействия. И отдыха не будет до тех пор, пока либо не прибудут Чёрные Корабли, либо вы не скажете мне то, что я хочу услышать.
- Два дня под девятым уровнем практически гарантируют, что к моменту их прибытия я буду мёртв.
- Возможно. Это будет досадно, к тому же ещё и вопросы станут задавать. Но это далёкая тюрьма, и командую здесь я. Именно поэтому сегодня я просто беседую с вами. Только вы и я. Последний шанс. Расскажите мне всю правду сейчас, Эйзенхорн, как мужчина мужчине. Упростите все для нас обоих. Сознайтесь в своих преступлениях, пока вам не начали причинять боль, избавьте нас от суда на Трациане, а я сделаю все возможное, чтобы ваша казнь не была мучительной.
- Я с радостью скажу вам правду.
Его глаза загорелись.
- Она изложена там, на том планшете, который вы читали. Я не раз повторял её в течение трех последних месяцев.
Когда под гул океанических бурь охранники провели меня по каменным коридорам и втолкнули обратно в холодную камеру, меня уже дожидался Фишиг. Наши ежедневные пятнадцать минут.
Он принёс лампу и поднос с ужином: жидкий, чуть тёплый рыбный бульон, корка чёрствого хлеба и стакан разбавленного рома.
Я сел на грубо сколоченную койку.
- Меня требуют выдать для суда, - сказал я Годвину.
- Но, - кивнул он, - как я понимаю, завтра начнутся пытки. Я подал протест, хотя уверен, его случайно уронят в мусорную корзину.
- Убеждён, так и произойдёт.
- Ты должен поесть, - сказал Фишиг.
- Не хочу.
- Просто поешь. Тебе понадобятся силы, а судя по внешнему виду, с этим у тебя проблемы.
Я покачал головой.
- Грегор, - сказал он, понизив голос. - Хочу задать один вопрос. Он тебе не очень понравится, но это важно.
- Важно?
- Для меня. И твоих друзей.
- Спрашивай.
- Скажи, ты помнишь, - Боже-Император, как же это было давно! - как в прошлом году мы снова встретились на том кладбищенском поле возле Каср Тирок?
- Конечно.
- В молельной башенке ты сказал мне, что не можешь и подумать о том, чтобы совершить что-то, что порадует демона или поможет ему. Ты сказал тогда: «Я не могу даже вообразить себя творящим такое безумие».
- Я хорошо помню это. Ты ещё мне ответил, что если бы решил, будто я собираюсь так поступить, то сам пристрелил бы меня.
Он кивнул и грустно усмехнулся. Последовало мгновение тишины, нарушаемой только треском лампы и грохотом моря за пределами тюремных бастионов.
- Ты хочешь убедиться, не так ли, Годвин? - спросил я.
Он укоризненно посмотрел на меня, но промолчал.
- Мне это понятно. Я требую абсолютной верности и от тебя, и от всех своих людей. Вы имеете право быть уверенными в том же самом относительно меня.
- Тогда ты знаешь мой вопрос. Я посмотрел ему прямо в глаза:
- Ты хочешь спросить, не лгу ли я? Есть ли хоть крупица истины в обвинениях? Ты хочешь быть уверен, что не работаешь на человека, который якшался с демонами?
- Понимаю, глупый вопрос. Если бы все это было правдой, то тебе ничего не стоило бы солгать и сейчас.