Инквизитор. Книга 13. Божьим промыслом. Принцессы и замки

— Ещё не очень, — снова врал Волков, — мой лекарь говорит, что рёбра срослись неправильно, оттого я и дышать без боли не могу. Вот покатался на коне чуть быстрее, чем следовало, и уже кровь на бинтах выступила.

— Кровь? — испугалась баронесса и всплеснула руками. — Да как же? Ведь не было её совсем недавно. Казались вы мне, дорогой супруг, здоровым уже.

«Ох и дура!».

Генерал вздыхает, видя, как министр улыбается, а потом, понимающе покивав головой, и говорит ему:

— Уж вы берегите себя, генерал, ваше здоровье волнует Его Высочество, он велел мне о нём справиться.

— Надо бы за врачом послать, — волнуется баронесса.

— Нет нужды, дорогая моя, — отвечает ей муж, — был он уже сегодня утром, завтра опять придёт, принесёт снадобья, — и, опасаясь, как бы она ещё чего не сболтнула, продолжает: — Госпожа сердца моего, не могли бы вы нас оставить, думаю, барон приехал поговорить о важных делах земли и герба.

— Опять, что ли, герцог войну затевает? — сразу печалится баронесса.

— Нет-нет, как раз наоборот, — улыбается ей ловкий дипломат принца, — он затевает большую свадьбу, на которую вы, баронесса, обязательно будете приглашены с вашим доблестным супругом.

— Свадьбу? — сразу оживилась Элеонора Августа. — А что же это за свадьба? Что за марьяж?

— Я потом тебе всё объясню, — обещает ей Волков и потихонечку выпроваживает жену из залы. — Обещаю.

Наконец они остаются с министром вдвоём, и генерал, слуг звать не желая, берёт стакан жены и доливает в него вино, которым баронесса угощала гостя, садится в своё кресло у стола и спрашивает:

— Так какую звезду я должен благодарить за счастье видеть вас у себя, дорогой барон?

Фон Виттернауф улыбнулся:

— Ту звезду зовут маркграфиня Оливия.

«Я так и знал. Кажется, канцлер был прав, они всё-таки решили затащить меня в свадебное посольство».

Безусловно, это была почётная миссия, и в перспективе, может быть, даже и выгодная, но Волков и думать не хотел, сколько на эту затею потребуется денег, а уж в том, что его расходы двор не компенсирует ни при каких обстоятельствах, генерал не сомневался; а потому, исходя из своих предпочтений, намеревался было отказаться от подобной чести. И поводом к тому отказу как раз подходило его безденежье.

«Это хорошо, что Виттернауф видит мой убогий дом и эту убогую мебель. То будет прекрасным подтверждением моих слов о стеснённости в средствах».

И так как министр Его Высочества тему про маркграфиню более не развивал, а сидел лишь и попивал вино, генерал решил спросить у него сам.

— И какое же отношение ко мне и к вашему визиту имеет эта, безусловно, достойная женщина.

Тут фон Виттернауф стал серьёзен и отставил от себя стакан.

— Вы же знаете, что в договоре между гербом Ребенрее и домом императора есть уговор об очерёдности бракосочетаний этих фамилий с представителями фамилии Винцлау, последней представительницей которой является маркграфиня Оливия, если не считать, конечно, её несовершеннолетних дочерей.

— То дела дипломатические, но кое-что я об этом договоре слыхал, — отвечал министру генерал.

— Так вот, согласно этому уговору, мы имеем право… мы, дом Ребенрее-Маленов, нынче имеем право выставлять свою партию для бракосочетания овдовевшей маркграфини. И мы хотим, чтобы женихом Клары Кристины Оливии графини фон Эден, маркграфини Винцлау, был племянник Его Высочества Сигизмунд Ханс фон Кунн граф фон Нахтенбель, а не кто-нибудь из дома императора, — с некоторым пафосом произнёс фон Виттернауф.

— Полностью разделяю эти стремления, этот союз будет абсолютно справедливым, — заметил генерал, но тут же уточнил: — Но при чём же здесь я?

Глава 28

Видно, к этому вопросу и подводил его министр. И теперь, когда он был задан, он и говорит:

— Я уполномочен вам передать личную просьбу Его Высочества…

Наверное, это должно было произвести на Волкова впечатление, но он лишь подумал с усталостью и сожалением:

«Ну вот и началось! Сейчас он наконец скажет про посольство, про то, что это большая честь…».

А фон Виттернауф вдруг и говорит:

— … Принц просит вас оказать ему содействие в освобождении маркграфини Оливии.

«Содействие…? В освобождении…?».

Волков так растерялся от этих слов, что не нашёлся, что и ответить сразу, а лишь уставился на гостя, ожидая пояснений. И тот стал ему рассказывать:

— Маркграфиня, всё ещё пребывая в трауре по мужу, поехала на запад из своего Швацца в горы на Цугшпице, в знаменитый женский монастырь святой Радегунды. И там молилась три дня в посту. Мы писали ей и посылали нарочных, но она отбыла из своего дворца и ни на одно наше письмо не отвечала. Тогда наш человек стал выяснять, когда же она вернётся с богомолья. Он поехал в тот монастырь и узнал, что, будучи там, она получила приглашение от некоего графа и графини Фаркаш фон Тельвис. Монахини рассказывали. Но также говорили они, что благочестивая дама отвергла его. Эти господа Фаркаши, — тут барон фон Виттернауф сделал рукой жест, обозначающий что-то не очень постоянное или неприличное, — пользуются дурной славой в тех горах, о них говорят, что они…

— Разбойники? — догадался генерал.