Инквизитор. Книга 13. Божьим промыслом. Принцессы и замки

— Дороги нынче сухие, идёт он уже, получается, три дня, значит для через три или четыре будет в Эшбахте.

Волков прячет письмо. Он немного расстроен: как быстро пролетели эти мирные деньки. Только, казалось, вчера приехал домой, только обжился немного… Вот только собрался писать письмо архитектору и сообщить тому, что требуемая сумма для достройки замка имеется. А Карл Брюнхвальд уже и говорит:

— Три дня у нас осталось. Ко времени, как приедут орудия нам бы уже нужно собрать хороший обоз. До Винцлау путь-то неблизкий. Да и людей собрать. Вы какой наряд сил думаете брать на то дело?

Волков молчит, он глядит в окно. А там солнце, тепло, горожанки такие красивые, все, как на подбор, холёные, все в теле, рубашки у них на груди рвутся. Женщины, если видят его взгляд, улыбаются ему, кланяются, смеются меж собой. Генерал не хочет думать ни об обозах, ни о нарядах сил, ни о пушках. Ему вообще неохота тащиться в какой-то Винцлау. Ему и тут хорошо, и даже грубиян-разбойник Ульберт, и тот кажется своим. Да и куда он денется, этот Ульберт. Ждут его железа, клетка да суд.

А Винцлау… Горные перевалы, пушки, чужие земли, чужие люди, чужое дело. Генерал вздыхает. А Карл Брюнхвальд тогда говорит своему командиру:

— Я представлю вам завтра список того, что, на мой расчёт, нам понадобится для похода, а вы уж сами потом решите.

— Так и поступим, Карл, — отвечал ему генерал, а сам махал рукой одной улыбчивой и очень приятной горожанке, что вышла на улицу выплеснуть воду из ведра.

* * *

А на следующий день после завтрака, как и обещал, полковник принёс своему командиру список людей, которые могли были понадобиться в деле. Там было пятьдесят мушкетёров, пятьдесят арбалетчиков, две сотни солдат, полсотни сапёров и тридцать артиллеристов. Это при тридцати возницах и поварах. И при тридцати телегах для обоза и пятидесяти пяти лошадях.

— Изрядно вы, друг мой, собрались взять с собой, — говорил Волков, прикидывая, что этот наряд сил потребует денег намного больше, чем он рассчитывал потратить.

— Думаете, я беру лишку?

И тут Волков замолчал и стал прислушиваться, сыновья его кричали где-то наверху, играли во что-то, радовались, что сегодня не будет ни одного из мучителей-учителей. Но генерал за всем домашним шумом расслышал голос низкий, чуть надтреснутый, который ни с каким другим спутать было нельзя.

— Фон Флюген! — кричит он.

— Да, господин генерал, — появляется молодой человек с вечной своей неторопливостью.

— Уж не Сыч ли там разговаривает где-то?

— Так он, — отвечает оруженосец.

— А ну-ка зовите его сюда!

Фон Флюген уходит, а генерал оборачивается к своему товарищу.

— Представляете, Карл, отправил его по важному делу… выяснить кое-что, а он, недели не прошло, как уже вернулся.

И тут появляется в гостиной сам Фриц Ламме. Физиономия невесёлая, здоровается не как всегда. Говорит просто:

— Доброго дня, господа.

И тут Карл Брюнхвальд понимает, что он здесь лишний, и, собрав свои расчёты, говорит:

— Так я завтра к вам, друг мой, загляну, а наряд сил пересчитаю и уменьшу. До свидания.

— Приходите после завтрака, друг мой. До свидания.

И когда Карл ушёл, Волков и говорит Сычу:

— Ну, чего вернулся? Или выяснил всё, за чем тебя я посылал?

— Выяснил, — бурчит Фриц Ламме и без приглашения садится на стул, на котором только что сидел полковник, бросает по-босяцки свою шапку на стол, — но мало.

— Мало? — Волков приготовился слушать своего коннетабля.

— Ну, выяснил, что у неё лучшая карета в городе и лучшие наряды, самые дорогие. Что живёт она в том же доме, что и раньше… В вашем доме.

— Да, я вижу, ты многое разузнал, — говорит Волков едко, — это стоило тех денег, что я тебе дал.

— Экселенц! — тут Сыч начал бить себя кулаком в грудь.

— Ну? Что?

— Мы приехали, нашли постой, прошлись по улицам, по закоулкам, на следующий день пошли ваши вещи продавать, а заодно прогулялись по улице, где она живёт. Домишко её поглядели. Я и приглядел место, откуда можно за домом понаблюдать. Решили мы, что к вечеру и начнём. Так и начали. А там спрятаться негде, вечером народа немного, ни трактира рядом, ничего нет… Монастырь да такие же дома с большими заборами и богатыми господами. Всё непросто. За два дня лишь карету её узнали и всех её слуг вспомнили. Ну, вот и подумал я, что… Служанку её, здоровенную такую бабищу, помните?

— Ну, помню… — Волков и вправду вспоминает здоровенную девицу пудов эдак на семь, что служила у Агнес.

— Так я вот и подумал, что с ней переговорю, пошепчу, приласкаю, посулю ей деньжат малость, она про госпожу что и расскажет.

— Дурак, — коротко констатирует генерал.

— Теперь-то и я знаю, что дурак, — соглашается Фриц Ламме. — Пошёл я за этой бабой, она вроде как с корзиной вышла, по лавкам пошла пройтись, вот иду за ней, иду… А тут остановился… — Сыч закатил глаза к потолку и замер. — Чувствую, что меня… Словно мне игла холодная в крестец впилась, — он показывает на спину: — Вот сюда, и так впилась, что аж в ногу отдаёт… Я встал, а потом думаю: а что там сзади… Оборачиваюсь, а в пяти шагах от меня… — он делает паузу. — Она!

— Кто? Служанка? — удивляется генерал.