— Освятим по-новому, — высказался один из мужей, и другие стали ему вторить. — Да-да, освятим, сие допустимо. Да, допустимо, мы уже говорили на тот счёт со святыми отцами. Они всё устроят, как надо.
— Они устроят? Да? А бедокуры вам его опять осквернят, — вдруг резко произнёс генерал. — Что? После опять освящать будете? И сколько же раз вы так будете его переосвящать? А я вам скажу — пока не изловите и примерно не накажете подлецов, что это святотатство учинили. И тут я хочу вас спросить: когда?! Когда святотатцев разыщут?
И опять старцы молчали да кряхтели от неловкости. И Волков вместо них продолжает:
— Ну? Что сказал ваш бургомистр? А ничего так и не сказал, говорит, ищут — и всё. А долго ли искать будут? Я думаю, что долгонько, пока все про то не позабудут, потому как боится он это дело ворошить. Не надобно оно ему. Потому что и без прокурора да судейских знает он, чьих это рук дело!
Он не стал напрямую обвинять молодёжь еретиков, но этого делать и не нужно было, старики-горожане и без слов его понимали. Ну а в самом-то деле, кто ещё мог осквернить лучший храм в городе, кто мог избить самого уважаемого священнослужителя?
— И вправду! — восклицает один из стариков. — Этот Тиммерман, как дурной пёс, совсем позабыл, чью руку лизать должен!
— Верно, верно! — соглашались с ним другие. — Надобно сходить к нему да спросить: когда он поймает злодеев.
— Сынков богатеньких своих друзей покрывает, не иначе!
— Вот и я к тому же, пусть ответит, — не отставал от них Волков. И видя, что они с ним, кажется, соглашаются, закончил: — А не то придётся мне увезти от вас отца Доменика, ведь если так и впредь дела будут идти, погубите вы его, потому как в следующий раз его здесь точно убьют.
Тут уж почтенные горожане стали вскакивать с мест и наперебой говорить ему:
— Не допустим!
— Нет, не допустим!
— Поговорим, поговорим мы с бургомистром, — обещал самый старый из них. — Спросим у него.
— Не допустим такого, не допустим.
— Не бывать тому!
— Сегодня же пойдём к бургомистру!
А сенатор Румгоффер, не слушая своих спутников, говорит Волкову, похлопывая того по руке:
— Господин генерал, дозвольте нам с отцом Домеником поговорить! Очень о том жена моя просила, просила про здоровье его справиться, про нужду, если есть какая.
— Уж и не знаю я даже, нужды ему ни в чём тут не будет, — поддельно сомневался генерал, — да и врачи от него недавно вышли, зелья ему давали — не спит ли он?
— Так если спит, мы его не потревожим, — обещают мужи.
— Не потревожим. Нет.
— Ну что ж, если не потревожите, — Волков оборачивается к дежурному офицеру, — ротмистр, проводите этих господ к отцу Доменику.
И пришедшие стали подниматься и кланяться ему из благодарности, но, прощаясь с ними, генерал не преминнапомнить им:
— Господа, но вы уж, что обещали мне, так выполните!
— Это вы про что сейчас? — тут же поинтересовался у него самый старый из делегатов.
— Про разговор с бургомистром, про церковь осквернённую, — ответил им барон.
— Ах, вы про то… то конечно, то обязательно, — обещали ему горожане и кланялись.
Глава 35
Он был доволен разговором. Это на первый взгляд казалось, что болтовня со стариками — пустая трата времени, хотя один из них и сенатор. Вовсе нет. Патриархи семейных кланов имели в городском обществе большой вес. И то, что почтенные и, главное, богатые горожане пришли к нему, был верный признак того, что теперь и он в городе величина, с которой придётся посчитаться всем прочим. Пусть, пусть горожане поболтают с побитым монахом; барон был уверен, что жалкий вид несчастного вызовет у стариков негодование, которое они несомненно передадут младшим членам семей. В общем, его затея с праведным монахом продолжала давать свои плоды.
Не успел он пообедать, как в казарму явился и сам хранитель имущества Его Высочества Вайзингер. Сам он был доволен и бодр. От обеда отказался, сказав, что уже обедал. Хранитель дождался генерала и, уединившись с ним, достал из-под плаща кошель и протянул его Волкову со словами:
— Ла моно ди патроне.
Чем снова удивил генерала. Удивил дважды: во-первых, тем, что знал язык пращуров, который кроме церковников и учёных никому был не известен, а ещё и весом кошелька. Барон не сомневался, что в кошельке золото, и, по судя по весу, в кошельке было не меньше сорока гульденов. То есть генерал разом возместил все траты, что пошли на его задумку. Ну, почти все. Волков был доволен; он не собирался требовать доли награбленного, но наделся, что и без этого хранитель с ним поделится, ну а не поделится, так и Бог с ним, лишь бы выполнял задуманное генералом. А тут на тебе — такой увесистый подарок. И, подержав кошелёк на руке, барон спросил у Вайзингера:
— Ну, как прошло дело? А то майор был не очень многословен, да и не был он в доме, кажется.
— Да, в доме он не был, — отвечал тот, — но на улице господин майор решал все вопросы без промедлений, мне никто не мешал.
— А хозяева как себя вели?