— Местными нобилями, кем же еще, они довольны вами, и решили что вы достойны высокой должности. Но вы никогда не будете им ровней, только Карл из Рютте будет с вами пить и называть другом, и хлопотать о вашем посвящении в рыцари, он один тут такой болван, остальные вам объяснят, что вы еще не достаточно на них поработали за рыцарский титул. Так что не надейтесь на тихую жизнь, даже если вам удастся получить приданное за дочкой барона. Кстати местных господ раздражает, что вы получите в жены дочь барона, безродные выскочки не должны жениться на дочерях баронов, даже если те взбалмошны и распутны.
Волков как плетью по лицу ударили. Он побагровел, сидел пунцовый с налитыми глазами и как заведенный повторял про себя:
«Безродные выскочки не должны»… «взбалмошны и распутны»… «взбалмошны и распутны»…
— Успокойтесь, друг мой, успокойтесь, не смотрите на меня так, а то зарубите меня своим топором, как кровопийцу, а я даже не причащался сегодня, — продолжал настоятель, — я вам не враг, уж я точно не враг. Я говорю вам о том, что вас ждет, я не хочу, что бы это стало для вас неожиданностью.
Солдат перевел дух и перестал про себя повторять обидные слова монаха. Он спросил:
— Так, что мне не дадут герба, дочь барона и землю?
— Думаю, что дадут, сначала, правда, заставят потанцевать, словно собаку на задних лапах, что пляшет за кусок хлеба. И объяснят, что если ты все это получил, то плясать тебе придется всю оставшуюся жизнь, так что не надейтесь на тихую семейную идиллию и разведение лошадей.
— Значит, вопрос решен?
— Решен, — твердо сказал настоятель. — Ваше место определено.
— Решал граф? — спросил солдат.
— Граф мальчишка, решают за него. Пока, другие.
— А что за должность мне предложат?
— Помощника коннетабля графства. Потом и место самого коннетабля. Вы же переловили людоедов, перевешали дезертиров и грабителей, вы местная знаменитость. Другой должности для вас не будет. И отказа они не примут.
Солдат помолчал, он подумал, что может быть и не стоит отказываться, если ему и впрямь это предложат ведь герб, земля и самая красивая женщина, пусть даже, которую считают распутной и взбалмошной, будут его и он спросил у настоятеля:
— А что хотите вы?
— Я лично — ничего, я пекусь только о процветании Матери Церкви, а вот Церкви такой воин как вы точно пригодится.
— То есть если я откажусь от должности, которая мне уготована…
— Святая Матерь Церковь наша откроет объятия вам.
— Вот как?
— Именно так. И помните сын мой, сеньоры мирские служат себе, сеньоры Церкви служат Богу. И Мать Церковь наша воздаст вам больше чем нобили мирские.
— И рыцарское достоинство?
— И шпоры и герб, и землю, и людишек. Все, о чем может мечтать человек — вы получите.
— Вы щедро обещаете.
— Я уже писал о вас епископу, а епископ упоминал про вас курфюрсту-архиепископу. Тот сказал, что вы достойны награды за дела свои. Запомните сын мой, и друг мой, если предложение местных нобилей вам не по сердцу, приходите к нам, Церковь не разбрасывается обещаниями. Мать Церковь ждет вас.
Разговор этот у солдата оставил осадок тревоги. Еще утром все было хорошо, а теперь чувство тревоги не оставляло его. Он шел в свою келью и думал над каждым, словом аббата. Особенно вспоминались обидные слова. Особенно слова о распутстве. Эти слова будили в нем глухую ненависть. Он очень хотел найти ла Реньи. А еще хотел посадить Хедвигу под замок и дрессировать ее как дрессируют молодых кобылиц — до полного послушания. И он был рад, что нашел Агнес, девочка умна и поможет ему и дом новый содержать и за госпожой присматривать.
В общем, ни каких сомнений у него не было, он хотел получить герб и шпоры, и он хотел получить Ядвигу и землю. Все! А что там после ему предложат нобили будет видно, попу тоже доверять сильно он бы не стал.
Туч на небе не было, а солнце еще не встало, когда он был уже на ногах и молился с братьями монахами. Отец Матвей молился рядом как все, разговоров больше не заводил. А Еган уже ушел седлать лошадей. Сам он был чист и выбрит. Для него это тоже был важный день, он того и не скрывал, и говорил что теперь служить будет рыцарю и заведет себе одежу с гербом и в цветах щита господина. И тут во время молитвы к солдату подошел один монах и тихо сказал, что к нему гонец принес письмо.
— От кого? — спросил солдат тихо.
— Гонец в цветах графа нашего, — также тихо ответил монах.
Солдат шел по длинным коридорам монастыря, он был взволнован. Он ждал эту новость, может быть, всю свою жизнь. Во дворе монастыря, у коновязи, он нашел человека. Это был тот же гонец, который привозил ему письмо от графа, в котором тот обещал произвести его в рыцари в это воскресенье. Волков не без трепета взял у гонца бумагу, сломал сургуч.