Инквизитор поневоле (СИ)

Спустя пару минут к выходу потянулись первые горе-свингеры, прикрывая срам кто чем. В том бедламе найти свою одежду было невозможно, поэтому кто что первое схватил, то и напялил, не разбирая, мужское оно или женское.

Кого я только не увидел в этом ряду полуголых обосранцев: и мужиков с женскими корсетами на чреслах, и дам, прижимающих к прелестям чьи-то исподние кальсоны… Менее везучие метались с одной женской шляпкою в руках, не зная, куда её лучше приладить — спереди или сзади. Кто-то спешно перематывался полупрозрачной газовой шалью.

В общем, полный сюр.

Дождавшись, когда последние участники веселья покинут притон и соберутся на улице перед домом, я оглядел вонючую кучку жмущихся друг к другу извращенцев и скомандовал:

— А ну дружно шагом марш в управление!

И мы пошли. Я, как всегда, позади, готовый ударить заклинанием по толпе, если тем вдруг взбредёт в голову начать разбегаться, а любители групповухи впереди, стыдливо прикрываясь и стараясь не смотреть на обалдело глазеющий на них народ.

— Это чёй это такое, а, Мытрыновна? — услышал я бабский шёпот за спиной.

— Поди разбери, Насыновна. Гляди, голышом все и обделавшиеся. Может, наказание им такое?

— Точно! Позорное! Сейчас в таком виде через город проведут, а там, небось, ещё и плетей всыпют.

— А за что?

— Знамо за что, за поругание анператорского имени! За что же ещё-то? Болтали, небось, всякое, вот теперь страдають.

— А и правда, Мытриновна, точно, за поругание. Только что-то стражи мало. Всего один. Да и не пойму, какой он стражи-то, больно одет странно. Наша в таком не ходит.

— Милок, а милок?

Я обернулся и, увидев пару старушек типа «божий одуванчик», спросил:

— Чего вам, бабушки?

— А ты чей будешь, милок?

— Инквизиция я, инквизиция.

— Ох ты ж, ну точно за поругание! Ты посмотри на них! Бесстыдники! И девок-то сколько!

Я перестал обращать внимания на старушечьи пересуды, тем более что мы всё дальше отдалялись от заспоривших, каким именно словом хаяли батюшку-императора арестованные, бабок.

Впрочем, то был лишь один из вариантов. Раздававшиеся со всех сторон предположения мнимых прегрешений моих подопечных были весьма разнообразны, единодушен народ был только в том, что веду я их в таком виде в качестве наказания.

— Да что говном, смолой, смолой их, а потом перьями обсыпать! — выкрикнул вдруг кто-то.

— Точно! — поддержали неизвестного. — Тащите бочки!

— Так, — рявкнул я поверх голов, заставив всполошиться птиц на крышах домов, привлечённых общей суматохой, — никакой смолы и перьев!

— Так мы же помочь!

Я в ответ хмыкнул. Действительно, какие добрые и отзывчивые люди.

— Благодарю от имени инквизиции, но помощь тут не требуется.

— Ну, ладно…

Народ ещё немного погудел, успокаиваясь, а затем переключился на самих задержанных.

— Ты смотри, смотри какие сисяндры! Ух я бы их помял! — раздался из окружающей нас толпы весёлый мужской возглас. За ним последовал звук смачной затрещины, и уже недовольный женский голос произнёс:

— Сиськи он разглядел. Мять собрался. Сначала отрасти хозяйство как вон у того, что, ежель на колени поставить, по земле волочиться будет, тогда и на сиськи такие замахивайся. Что покраснел? Во-во, молчи уж, пока не прибила.

И вновь слухи летели впереди нас, потому что когда вся наша процессия вышла на площадь, то меня снова ожидал Амнис.

— Ширяев, ты опять?! — взвился он, как только я подошёл, оставив задержанных позади — всё одно им деваться было некуда. — Часа же не прошло, как ты от нас вышел! И вообще, оскорбление императора — это по части городской стражи. Да и те просто всыпят плетей на месте, чтоб кожа со спины сползла, и отпустят. Зачем ты их сюда-то потащил?!

Тут до нас долетели отголоски сортирных ароматов, и глаза моего наставника почти натурально поползли на лоб, когда он разглядел, в каком виде я привёл сюда толпу.

— Ширяев, ты, часом, не заболел? Ты их говном что ли обмазывал? Это что, там, в твоём мире, нормальная практика? И во что они одеты вообще?

— Да нет, — наконец ответил я, покачав головой, — никакое это не оскорбление. Притон я накрыл.

— Какой притон? — медленно переспросил Амнис.

— Ну… прелюбодейский, — постарался я подобрать наиболее понятное слово.

— Какой-какой? — уточнил замначальника, поковырявшись для верности в ухе.

— В общем, трахались они там все. Прямо вот кучей, просвета не было видно.

Амнис внезапно посерьёзнел, вот буквально за долю секунды, словно щёлкнули невидимым тумблером. Ещё раз окинув толпу своим фирменным прищуренным взглядом, он тоном, не терпящим препирательств, скомандовал:

— Павел, за мной!

Буквально ввинтившись в кучку свингеров, наставник выхватил из толпы того самого здоровяка, что убегал от меня с криком «облава», после чего легко, несмотря на молчаливое сопротивление последнего, вытянул и вывернул тому руку тыльной стороной вверх.

Какое-то заклинание метнулось от него к детине в жилетке, заставив замереть столбом, и Амнис произнёс, показывая куда-то в область подмышки:

— Видишь?

Я присмотрелся и внезапно заметил небольшую татуированную метку, какой-то кружок с рогами. Кивнул утвердительно.

— Вижу.