— Прошу тебя, Карл! Пожалуйста! Умоляю! Сам сходи к Заэлю. И на Фрауку тоже посмотри. Он лжет, защищая мальчишку. Прошу тебя, скажи мне, что сам все проверишь. Мы все в опасности и…
— Поешь и успокойся. Тебе нужен отдых, — произнес он, направляясь к выходу.
Пэйшенс тяжело опустилась на койку.
— Куда мы отправляемся? — спросила она.
— Гудрун.
— Зачем?
— Там, как мы полагаем, прячется Молох.
— Зачем? — повторила она.
— Я сказал что мог. Послушай, у меня еще много дел.
— Тогда дай мне поговорить с Карой.
На его лице возникло странное выражение.
— Я загляну к тебе попозже, — сказал он.
Она немного поспала. Как и предупреждала Кара, сны оказались не слишком хороши. В грезах ее постоянно преследовал шепот, напоминающий зловещие голоса Ведьминого Дома.
Тониус вернулся спустя шесть часов с новым подносом и забрал первый. Пэйшенс села за еду.
— Ты меня выпустишь? — спросила она.
— А ты не убьешь Заэля?
Она пожала плечами.
— Тогда увидимся утром.
— Где Кара?
С большой неохотой он рассказал ей о том, как Кара проникла на «Милашку», чтобы добыть для них необходимую информацию, и так и не вернулась. Эти новости повергли Пэйшенс в шок. Вслед за оглушившей ее гибелью Рейвенора беда с Карой Свол выглядела просто подлостью со стороны судьбы. Кюс зашлась в безутешных рыданиях, подхлестываемых чувством полной беспомощности. Тониус выжал из себя несколько фальшивых слов утешения, а затем оставил ее одну.
Кюс проплакала несколько часов кряду. Ее сотрясали такие рыдания, что казалось, будто она изливает из себя скорбь не только собственную, но и ту, которую испытал бы Рейвенор, потеряв Кару.
Следующие десять дней были похожи один на другой. Карл Тониус два раза в сутки появлялся в ее камере, приносил еду и питье, а иногда и книгу или информационный планшет, которые она даже не пыталась читать. Она просила, чтобы ее выпустили, а он интересовался, не причинит ли она зла Заэлю. Она умоляла воспринять ее слова всерьез, а он говорил, что ей необходимо отдохнуть и расслабиться.
Всегда приходил только Тониус. Он ни разу не допустил ошибки, прислав вместо себя Белкнапа или Фрауку, которых она без всяких раздумий попыталась бы убедить силой. Карл был очень проницателен. Он явно понимал ее намерения, как понимал и то, что ему самому она ничего не сможет сделать. В этом-то он разбирался.
Не посылал он вместо себя ни Плайтон, ни Ануэрта. Кюс догадывалась, что Карл не доверяет им и опасается, что они не одобрят его решение.
Пока его не было, в камере воцарялась полная тишина, если, конечно, не считать гула двигателей. Время от времени Пэйшенс задумывалась над тем, не попытаться ли снова открыть дверь, чувствуя, что ее силы достаточно восстановились, чтобы управиться с замком. Но память о шепчущем голосе всякий раз останавливала ее.
Сам голос, к счастью, больше не возвращался, хотя на краю ее сновидений всегда присутствовали посторонние шорохи, а пробуждаясь, она неоднократно слышала смех, доносящийся откуда-то издалека.
На двенадцатый день по судну прошла дрожь, а рев двигателей сменил тональность. Кюс поняла, что они перешли в нормальное пространство. Карл появился спустя два часа, но выглядел очень озабоченным и пробыл недолго. Задержался он только для того, чтобы сказать ей, что она очень мало ест. Забрав предыдущий поднос, он вышел из камеры и закрыл дверь.
После этого к ней больше никто не приходил.
Гул двигателей прекратился, и «Аретуза» погрузилась в безмолвие. Кюс ходила из угла в угол. Ждала. Тишина угнетала ее. Абсолютная тишина, нарушаемая только редкими поскрипываниями и постанываниями корпуса.
Когда время следующего посещения прошло, но никто не появился, Кюс допила воду и доела остатки пищи, принесенной в прошлый раз. Страх лишал ее аппетита все предыдущие одиннадцать дней. Сейчас же ожидание вызывало неутолимый голод.
С наступлением тринадцатого дня ее заточения она набросилась на дверь, замолотила по ней кулаком и стала орать. Она занималась этим несколько минут.
Никто не отзывался.
Напуганная, она скорчилась в самом дальнем от двери углу камеры и стала ждать. Медленно потянулись часы.
Кюс проснулась внезапно, по-прежнему сидя в углу. Ее что-то разбудило… какой-то шум.
Кюс прислушалась и осторожно протянулась сознанием.
Из ниоткуда донесся вой. Он продолжался около десяти секунд и явно обладал псионической природой. Казалось, что это завывает от боли какой-то огромный зверь, могучий хищник. Первое его прикосновение к ее сознанию оказалось настолько оглушительным, настолько неистовым, что она в испуге снова закрылась в своем теле.
Отзвуки этих завываний еще какое-то время звенели в стенах корабля.
Испуганно озираясь, Пэйшенс попыталась съежиться и стать как можно меньше, обхватив руками прижатые к подбородку колени. По спине заструился холодный пот ужаса. Даже то легкое касание оставило шрам на ее сознании. Кюс слышала барабанный стук своего сердца.
Воздух рассек второй вопль. Палуба задрожала. Пэйшенс, сжатая в тисках неведомого ей прежде кошмара, непроизвольно застонала.
Ледяная корка проступила по краям двери, засверкала в замочной скважине.