Вурдалак безмолвно завалился на бок в чёрно-серую воду, от его притопленной головы шёл пар. А Солдат опустив секиру, огляделся вокруг. Кроме пары стражников, сержанта и Ёгана был ещё монах. Все остальные разбежались. Было тихо.
Все смотрели на него. Во взглядах людей Волков видел восхищение даже благоговение. Но ему было не до этого:
— Ты арбалет нашёл? — Спросил он у Ёгана.
— Да нашёл, нашёл, — показал оружие тот, — цел и невредим он.
— А конь мой где?
— Сейчас сыщу, — обещал Ёган.
— Господин как вы себя чувствуете, — разбрызгивая грязь, подошёл к нему монах, — вы упали с коня, плечо ваше цело.
— Плечо, — солдат пошевелил плечом под латами, — ноет.
— Вы убили вурдалака, нужно снять доспех, плечо поглядеть.
— Нужно топор мой найти, помнишь, где он упал?
— Сейчас найду, — обещал монах.
— А где остальные? — произнёс солдат, ещё раз оглядываясь вокруг.
— Разбежались, — ответил ему сержант.
— Надо эту тварь к телеге отволочь.
— Не волнуйтесь господин, всё сделаем. — Сержант подошёл к нему и забрал из руки секиру.
А Волков стоял и глядел в небо, щурился на солнце. Он и представить себе не мог, что может так радоваться солнцу. Если бы не боль в ноге и нытьё в плече он был бы сейчас счастлив.
Коннетабль не поехал в телеге, нога, конечно, болела но, лезть в телегу, где между вёдер с жиром валялся вурдалак, ему не хотелось. Он был накрыт рогожей, но его белая как полотно рука, свисала с телеги. Вернее сначала она была белой, а под солнцем рука становилась пунцовой. Мужики и стражники подходили, смотрели на руку, но под дерюгу никто заглянуть не решался. Так и шли.
Возница хотел было повернуть к деревне, но коннетабль окликнул его:
— Куда собрался?
— Так на площадь, — пояснил возница.
— Ты что дурак, хочешь повесить на площади сына барона?
Возница перепугался и направил телегу к замку.
Теперь солдат думал, как будет страдать барон, не будет ли упрекать его в смерти сына. И какие слова ему придётся говорить другу Карлу, возможно и оправдываться. Наверное, даже придётся съехать из замка.
Но все закончилось на удивление спокойно. Настолько спокойно, что солдату даже не верилось. Ему не пригодились все приготовленные слова и фразы. Барон спустился во двор, заглянул в телегу, осмотрел вурдалака, посмотрел ему в лицо, вернее, в часть лица, так как половина лица с левым глазом просто выгорела. Барон стоял у телеги, молчал, пока солдат пересказал ему историю о том, как молодой барон превратился в кровососа. Фон Рютте выслушал, а потом произнес спокойно и тихо:
— Похороните его, Фольков, — и, чуть помедлив и осознав, что место вурдалака не на кладбище, добавил: — найдите ему место. Хорошее место.
— Я все сделаю, господин барон, — чуть рассеянно произнес солдат.
— Вы молодец, Фольков, — сказал барон. — Вы настоящий рыцарь. Я рад, что встретил вас.
И пошел он к себе в покои, а все еще растерянный Волков остался стоять возле телеги. Ничего не понимая. И тут до солдата дошла мысль, он вдруг подумал, что не только госпожа Ядвига знала о своем братце, возможно, и барон знал о своем сыне. Волков готов был биться о заклад, что для барона убитый вурдалак не был неожиданностью. Солдата это почему-то стало сильно злить. Он захотел сказать пару слов барону. А барон уже ушёл. И дальше стоять во дворе коннетабль не мог, ломило ногу.
Непривычно было просыпаться от того, что в окно светит солнце. Оно встало уже давно, а солдат все еще валялся в постели, не спеша вылезать из перин. По сути, дел для него больше и не было. Вурдалака похоронили за околицей с мечом и доспехом, со всеми рыцарскими почестями. Крест на его могиле поп ставить не велел. Крутец пообещала привезти на могилу большой камень, а барон даже не пришел на похороны сына. Наверное, он его уже давно похоронил. А солдата, валявшегося в перинах, посетило чувство, которое он давно не испытывал. Это было чувство мира. Чувство отсутствия войны, когда измотанный бесконечными стычками солдат вдруг чувствовал, что ему больше ничего не угрожает, враг повержен. И теперь он может лениться в приятном ожидании своей доли добычи, и при этом у него, если не вставать с кровати, ничего не болит.
Ёган принес ведро теплой воды, и только тогда Волков выполз из постели. С удовольствием мылся, надевал чистую одежду и, не замечая слабой боли в ноге, спустился во двор, где увидел Агнес. Она издали ему поклонилась.
— Доброго утра вам, господин.
— Здравствуй, здравствуй, тебя кормили?
— Да, господин. Управляющий велел давать мне еду, пока не откроется новый трактир.
— Хорошо, — сказал солдат, но, видя, что девочка продолжает идти за ним, спросил: — что еще?
— Хотела узнать, не надо ли чего? Может, нога болит? Могу боль зашептать.
Солдат остановился, пристально посмотрел на нее:
— А кто тебя этому научил?
— Бабка моя. Всегда, когда кто-то из детей убьется, она и кровь, и боль заговаривала.
— Да? А что ты взамен хочешь?
Девочка молчала, смотрела на него. И он сказал:
— Забудь про шар. Это сатанинский глаз. Монах в книге прочел, что он пьет жизнь из тех, кто в него глядит. Я его разобью.