Ты закрался в наш угол, в наши пенаты, действуешь тут как захватчик, присваиваешь наших баб, так скажи, разве не имел я право смолоду, с самого начала жить по законам волчьей стаи, разорять чужие семейные гнезда, насиловать волю бесхребетных людей? Но я всегда уважал правильный человеческий порядок и бережно относился к личностям, что бы они собой ни представляли. Исключение составлял Петя, но это было откровенное соперничество. Да и не был ли Петя чересчур уж комичен? Как было не потешаться над ним, не вышучивать его при всяком удобном случае? А между тем мне, взрослому серьезному человеку, постоянно приходится менять место работы, что отнюдь не означает, будто я малоспособный, безрукий какой, или что я по характеру неуживчивый петух, заносчивый баран, гордый орел. Как раз наоборот, я очень на многое способен, главное, я трудолюбив, у меня и таланты найдутся, если хорошенько поискать. Пусть не всякий согласится, что я подобен иной до мерзости отшлифованной вещи или, скажем, декоративной собачке, для того только придуманной и выращенной, чтобы всем угождать и нравиться, но не повод же это гнать меня отовсюду взашей! Кроме того, словно дьяволом придуманная моя обреченность, мое невезение. Я просто обречен терпеть неудачи. Это я-то, от природы, казалось бы, ни в чем не обиженный, не обделенный, ни в силе, ни в характере внешней привлекательности! Я одолел и Петю, когда он в одиночку полез на меня, якобы защищая Наташу, и Петю с его закадычным дружком, когда они, вырядившись уточками, выступили против меня соборно. Я спустил их с обрыва. Я прекрасно везде приспосабливаюсь и быстро раскрываю свои лучшие свойства и качества, легко со всеми нахожу общий язык. Но люди, с которыми сводит меня судьба, очень скоро проникаются желанием испробовать на мне прочность своих недостатков, отыграться на моей шкуре за свои изъяны, обрушить на мою впечатлительность весь свой дурной нрав. Учреждения, куда меня заносит, то сокращаются, то лопаются как мыльный пузырь, то слишком остро и категорически не устраивают меня самого нечеловеческой постановкой дела или дикими выходками отдельных работников. И вот я уже отстранен, уволен, сокращен, выброшен на улицу, а когда сам уношу ноги, слышу летящие вдогонку проклятия. Всюду ложь, клевета, цинизм, пошлость, бескультурье. Я перепробовал профессии курьера, ночного продавца, эксперта по разным странным вопросам, хлопочущего об экстренных новостях репортера, а недавно мне посчастливилось выбить пособие по безработице, чем и живу. Сестра, добрая душа, она живет в отдаленной части города, устроила мне отдых в санатории под видом незнакомца, это было фактически инкогнито с моей стороны, уж не знаю, почему именно так понадобилось, однако я там великолепно отдохнул и, любуясь окрестностями, с восторгом огляделся. Ничего любопытного, скажу сразу, не приметил. Разве что гарем. Бабы, судя по всему, пылкие, горячие отдыхают в подобных местах. Однако потом, как вернулся домой... Ну, уже и в санатории, где, не видя тебя и Надю, мог бы преспокойно о вас позабыть и все прочие лишние напластования выкинуть из памяти, - так нет же! - уже там я много думал и вспоминал разного о Пете, о Наташе, о Тихоне, а уж дома, томясь бездельем, я испытал самое настоящее обострение. Так и полезли вы все в мою разнесчастную голову. А зачем? Какое мне до вас дело?