Как они шли! Как юны, как прекрасны они были! А до Флорькина постепенно доходило, что ему суждено претерпеть участь отверженного; его доброта и всеотзывчивость скоро не понадобятся уже Наташе и Тихону. Петю, изводил он себя кошмарными размышлениями, оставят при Наташе, для всяких побочных и низких услуг, а его, Флорькина, швырнут прочь, в пустоту, где гаснут благие намерения и не ведает утоления жажда умственного эзотерического развития. А как ему этого не хотелось! Как он мечтал именно о развитии, столь успешно, на его взгляд, начатом, и как боялся изгнания! Напуганный перспективой остаться с носом, как это случилось с моим другом Розохватовым на террасе ресторана, но стараясь утаить страх от зоркого внимания окружающих, он выделывал в себе какие-то героические порывы и в последнее время с особым жаром говорил о скором повсеместном торжестве учения... Когда мы тем песенным днем вышли к озеру, в котором беззаботно плавали праздные людишки, этот несчастный человек с театральными ужимками, но, признаться, и прыгая как-то гигантски, словно взбесившийся лев, догнал нас и, простирая перед собой дрожащие руки, пылко воскликнул:
- Здесь везде будет праздновать победу учение! Я окончательно проникнусь, а вы так и останетесь цыплятами, или кто вы там есть. В школах, в университетах будут преподавать учение. Мы откроем дикому народу истину, а вы отщепенцы и отбросы общества и таковыми пребудете!
- Кончай валять дурака, - оборвал ученого Розохватов. - Знаем мы тебя и твою удаль. Тебе бы торговать да свистеть в какую-нибудь дудочку, пробуя свои музыкальные способности.
- Розохватов, - сказал строго Флорькин, - ты свое место знаешь, и потому я отношусь к тебе с полным уважением, несмотря на всю комедию твоих переодеваний. Сегодня ты цыпленок, повинующийся диким фантазиям и приказам своего хозяина, но это не мешает мне пользоваться по отношению к тебе лояльностью, в силу которой я и не переступаю границы дозволенного. У меня такт, как нельзя лучше мне присущий, у меня всем хорошо известная деликатность прекрасно воспитанного человека. Но будь и ты предельно собран и выдержан. Не говори со мной про торговлю. И что ты там брякнул про дудочку? Все это мне не подходит. Я адепт.
Мы расхохотались.
- Скажи, Петя, - обратился ко мне Розохватов, - ты готов свистеть в дудочку?
- Нет, не готов, - ответил я со смехом.
- Значит, свистеть нашему общему другу Флорькину.
С этими словами Розохватов пустился добывать в траве стебель в расчете изготовить из него некое подобие дудочки и, сунув в рот Флорькину, заставить его свистеть.
- Тупой у вас юмор, ребята! - закричал Флорькин, обезумело вращая глазами. - Вы забываетесь! Вы не сознаете разницы в нашем положении! Я, надо сказать, уважительно отношусь к вашему состоянию униженных и оскорбленных, а вы, вместо того чтобы отвечать мне благодарностью, словно не видите во мне преуспевшего и в полном смысле слова превосходящего вас человека. Да знаете ли вы, что я могу сбросить вас тут с обрыва и вы просто-напросто полетите в озеро?
- Хочу повидать твою маму, - сказал я.
- Зачем? - удивился адепт.
- Может, она разрешит мне отшлепать тебя.
Тут и Розохватов подоспел с подобием свистульки. Он давился смехом, его внушительный живот ходил ходуном, и так это было выразительно, что даже Флорькин не удержался от улыбки. Мой друг высказался в том смысле, что Флорькину, задумай он поквитаться за комическую сценку, с жаром творимую Розохватовым и Петей, придется попытать счастья в столкновении с нечеловеческой Петиной силой, одолеть которую до сих пор мало кто сумел, тогда как Розохватов благоразумно отойдет в сторонку, будучи человеком мирным и не терпящим кровопролития.
Но вот беда, неловки мы были в любом деле, за какое ни брались, Розохватов, как ни совершенствовался, все же оставался ремесленником, и я еще не сложился в настоящего мастера. Мы неуклюже топтались вокруг принявшего надменную позу Флорькина, и никак нам не удавалось сунуть ему в рот свистульку. Мы вообще были неуклюжи в кое-как слепленном утином пуху, и не случайно Флорькин хранил спокойствие и нагло мерил нас высокомерным взглядом. Он легко, хотя и с протяжным, угрюмым каким-то стоном, столкнул нас вниз. Под хохот и рукоплескания купавшихся в озере и сидевших на берегу трутней покатились по довольно крутому склону пацифист Розохватов и непобедимый воин Петя.
***
Доведенный до крайности пережитым позором, я решил, как говорится, брать быка за рога.
- Ну-ка давай разберемся по человечески, - сказал я Розохватову.
- Да только и остается, что ждать, пока я не женюсь. А там увидим... - возразил он.
- А если ты никогда не женишься? Или окажешься под каблуком у какой-нибудь мегеры, а я тем временем разведусь, понадеявшись на тебя? Разве она разрешит тебе водиться со мной? Нет, знаешь, только предупреждающая победа нашего мужского разума, моего и твоего, обеспечит тебе возможность в конце концов жениться. И это, брат, хочешь ты того или нет, делает тебя моим должником.
- Кем угодно, но только не должником. Я ничего тебе не должен.