Времени у меня с полчаса. Устраиваюсь поудобней на спине, закрываю глаза. Нo солнце подремать не дает, слишком жарко. Лежу, изредка, в сторону стада поглядываю. Оно в полкилсметре, потихоньку забирает все левее, потом поворачивает на меня. Дай бог, чтобы сейчас его никто не спугнул – волк или лиса. Пока все нормально, стадо идет почти на меня. Смотрю на часы: полчаса прошло, и минут через пятнадцать оно будет рядом. Готовлюсь к встрече: устраиваюсь на животе поудобнее, ружье прилаживаю, чтобы меньше двигать в решающий момент.
Сайга уже рядом, еще чуть-чуть и можно стрелять. Но не дойдя до старых лежек остановилась, потопталась и легла на землю, в ста пятидесяти метрах от меня.Далековато, с гладкостволки вероятность попадания пулей процентов пятьдесят. Это если животное в идеальной позиции: стоит боком. Сейчас животные лежат, и ко мне под разными углами. Но выбора нет, ждать еще один цикл – то-есть отдых, потом кормежку и возвращение – рисковано. Могут и напугаться кого-то, и лечь еще хуже. Выбираю ближнего ко мне рогача, но не вожака стада; тщательно прицеливаюсь, с учетом расстояния беря упреждение чуть выше; плавно нажимаю на спуск. Выстрел – и глухой звук удара пулей, как в большой барабан или пустую бочку. Мгновенно животные вскакивают и мчатся от меня прочь, рогач медленно заваливается на бок и затихает.
Часть 10
В отряде работа, в партии ЧП
К камералке шагал с рюкзаком за плечами и спальным мешком в руке. Обе ноши не тяжелы, но объемны, в них все необходимые для жизни в отряде вещи, начиная от принадлежностей туалета и кончая запасной одеждой. Присоединю к ним атрибуты геологии – полевую сумку, молоток – и все, можно занимать место в машине.
Возле камералки людно как никогда. Кроме местных полевиков шастают отрядники, через каждые десять дней непрерывной работы устраивающие выходной на полных четыре дня.Две отрядные машины стоят в сторонке, отдельно от остальной техники.Возле них самые нетерпеливые толкаются с сумками и рюкзаками – везут домашнюю вкуснятину, несколько рабочих-канавщиков грузят отремонтированные лопаты, оттянутые до удивительной длины кайла.
В одну из машин бросил свои вещи, пошел в комнату за молотком и полевой сумкой. Мои ребята уже здесь, все нужное для работы собрали и готовы ехать в поле. Здороваемся, и Владимир, остающийся за меня старшим, интересуется:
"Что с канавщиком делать, со Спиридоновым? Толка от него никакого, неделю гулял, а сейчас нарисовался! В машине сидит!" – и как человек дисци-плинированный, отсутствие этого качества у других не терпящий, с убеждением мнение высказал, – "Гнать таких в шею! Я когда ему канаву задал, причем самую нужную, срочную! А она только начата!"
Сейчас, пока не ясно, придется ли мне ставить в известность оперативника о хищении в партии взрывчатки и ее использовании при работе в карьере, вынуждать Спиридонова увольняться не хотелось. Надежней, когда человек на твоих глазах, под присмотром. Поэтому Владимира не поддержал:
"Выгонять давай подождем. Может, у человека причина уважительная, вот и отлучился. Поговори с ним, поругай. И пусть канаву заканчивает, раз начал. Потом решим, что делать."
"Ну смотри", – Владимир нехотя согласился, – "только лодырь лодырем и останется, что для него ни делай!"
Проводил ребят до машины, и они тут же умотали в поле. А отрядники все собирались. Кто-то проспал – побежали будить, кто-то забыл дома нужные веши – побежал за ними. С полчаса сидел в комнате, ждал, когда же попросят на посадку. Наконец начали в машинах устраиваться, начальник отряда со списком в руках убедился, что все на месте, сам полез в каби-ну. Тронулись, слава богу.