Иногда Карлсоны возвращаются

С детскими показаниями вообще надо держать ухо востро. Агееву вспомнилось нашумевшее дело маньяка Головкина – «Фишера», который ловил и изощренно убивал мальчиков. Случилось так, что рядом с местом одного из преступлений Головкина заметил свидетель – приятель убитого, отдыхавший с ним в пионерском лагере. Пионер постарался, в деталях описывая портрет убийцы: на вид закоренелый бандюга, со шрамом на лице; на руке татуировка в виде меча, обвитого змеей; с толстым животом, с окающим говором… В общем, примет накидал целую кучу. И ни одна из них не совпала с портретом настоящего Головкина. Когда того поймали, выяснилось, что это худощавый молодой человек, безо всяких татуировок и без выраженных речевых особенностей, не судимый, с высшим образованием, с лишенным шрамов лицом, которое могло показаться привлекательным, если не знать, что оно принадлежит безжалостному убийце. Кстати, саму кличку «Фишер», с которой Головкин вошел в летопись маньяков, придумал тот же самый пионер… Которого, однако, нельзя назвать лгуном. Не то чтобы он сознательно вводил в заблуждение следствие – он просто поверил в собственную фантазию. По его мнению, убийца должен был выглядеть именно так. У детей часто это случается: выдумают какую-нибудь чушь – и сами в нее верят.

Однако других примет в распоряжении Агеева не было. А все остальные дети, которых он успел опросить, не сказали даже того. Поэтому Андрея, сероглазого брюнета со шрамом, следовало принять как рабочую версию.

Дело Кирилла Легейдо. Терзания эколога

Ярослав Иванович Кутепов, тридцатилетний красавец, похожий на эталонного комсомольца с советского плаката, обладал одним качеством, странным для сотрудника экологической милиции. Он совсем не любил природу. Не трогали его сердце ни полет бабочки над цветком, ни величественная гладь моря, ни пылающее небо на закате. Не испытывал он умиления при виде только что вылупившегося птенца, который беспомощно пытается махать кожистыми крылышками, облепленными мокрым слипшимся пухом. Не поражало его великолепие маралов, которые по-рыцарски скрещивают грозные ветвистые рога ради благосклонности оленухи, что стоит поодаль и устремляет на них взгляд темно-карих влажных глаз… Все это было Ярику Кутепову в корне чуждо.

Зато не было ему чуждо ощущение власти, даруемое службой в экологической милиции. О, это блаженное ощущение, когда крупный бизнесмен наливается свекольной злобой, но сделать с тобой ничего не может! А ты стоишь перед ним, такой стройный и красивый, в безупречно вычищенной форме, и, глядя ему в глаза твердо и холодно, точно разоблаченному убийце, перечисляешь ущерб, который нанесло природе принадлежащее данному бизнесмену предприятие. А он перед тобой трепыхается, точно пескарь на сковороде…

Нередко, потрепыхавшись, бизнесмен находил в себе силы сверить дебет с кредитом и решал, что заплатить инспектору экологической милиции выгоднее, чем закрывать предприятие. Такие решения Кутепов одобрял. Потому что заботы о хлебе насущном, и вдобавок о куске масла для этого хлеба, он тоже не был чужд.

До сих пор инспектор экологической милиции не зарывался: брал не со всех, а лишь с некоторых. Брал исключительно тогда, когда знал: в данном случае он может утаить свои махинации от начальства. Ярослав вел себя мудро: папочки с «левыми» делами на работе не хранил. Для этого существовал надежный встроенный сейф в укромном углу его скромной однокомнатной квартирки… В современной Москве редкое явление, когда человек тридцати лет может позволить себе купить жилье: пусть малометражное, пусть не в центре, зато отдельное. Ярослав Кутепов себе это позволить мог. Судите сами об уровне его доходов! А если вдобавок сопоставить покупку квартиры с уровнем кутеповской зарплаты, напрашиваются интересные ассоциации…

Тем не менее ни у кого такие ассоциации не возникали. И Ярослав Кутепов продолжал для всех оставаться честнейшим из работников экологической милиции. Этот образ не ставился под удар. Вплоть до того времени, как Ярославу Кутепову захотелось пополнить свой бюджет, воздействуя на совесть и кошелек администрации одного частного аэродрома.

Дело было, можно сказать, на мази. Обычное дело, из тех, которые Ярослав Иванович проворачивал с неизменным успехом. Аэродром, заложенный пять лет назад, занимал, к несчастью для его летчиков и администрации, отличный кусок земли. На эту землю положила глаз ассоциация, занимающаяся строительством коттеджных поселков. Дальше Ярослав разыграл нехитрую комбинацию. Началом ее – так сказать, шахматным дебютом – стало заявление Кутепова о том, что самолеты, взлетающие с аэродрома, способствуют превышению уровня шума в окружающих жилых районах. В миттельшпиле были совершены более активные действия, направленные на дискредитацию, и – как следствие – в эндшпиле мы имеем закрытие аэродрома. Все должно было пройти тип-топ!