— Я от тебя не отстану, — я улыбнулся, — Мне не надо чтобы ты простудился и зачах тут. Ты про акклиматизацию слышал? Здесь другой климат, другие микроорганизмы, здесь все, черт возьми, другое! Нельзя перелететь на другую планету и расхаживать полуголым, как будто просто перешел в другую комнату. Даже я не хожу тут раздетым! Прояви мудрость, пойми, что я делаю это не из-за того, что хочу тебя унизить или насмехаюсь, нет, я просто беспокоюсь о тебе. Понимаешь? О тебе, деревянная твоя голова! Поверь, — я сел против него на корточки, свел вместе его руки, — Я никогда не причиню тебе вреда. Что бы ты не слышал о Герхане, мы привыкли уважать любую жизнь. Принципы, культуру, веру, традиции, все… Может, нас именно поэтому считают гордецами, что мы ценим то, что некоторые привыкли считать пустым звуком. Я не знаю, какие на вашей планете правила чести, обычаи, но я уважаю их. И меньше всего хотел бы тебя обидеть. Я сейчас предельно честен, Котенок. У вас женская одежда — это табу для мужчины? Ну, запрет?.. Может, что-то религиозное?
— Н-нет… — с усилием сказал Котенок, все еще пытаясь вырвать свои руки.
— Хорошо. Тогда может ты все-таки оденешься? Пожалуйста. Не позволяй гордости вести себя, это не тот проводник, который найдет нужную дорогу…
— Не одену! — огрызнулся он, — Пусти!.. Не хочу! Я не женщина.
— А чтоб тебя… Ты не станешь женщиной оттого, что оденешь это! Дьявол, это просто одежда!
— Нет!
— Ты стесняешься меня? Малыш, я герханец. Может, ваши представления о нас и преувеличены на пару порядков, но поверь, я видел многое такое, что тебе с твоим варварским воображением и не снилось. Уж кого-кого, а меня ты этим точно не смутишь.
— Я не одену женскую одежду! Никогда.
— Ты упрямее меня, — признал я, — Ты не Котенок, ты упрямый маленький осленок…
— Мне все равно!
— Ты можешь это сделать для меня? Не для себя, если тебе наплевать на свою жизнь — что ж, это твое право. Для меня.
Можешь?
— Имперское дерьмо.
— Ясно. Ну что ж, иди.
Я отпустил его руки, от неожиданности он едва не упал, но сумел сохранить равновесие. Координация движений и ловкость у него были на зависть рыси. Он тут же отскочил, выставив вперед когти, напряженный, собранный, готовый к прыжку. Я сел на стул, с которого встал пять минут назад, нарочито медленно налил себе воды в стакан.
— Иди. Ты не хочешь одеваться? Иди. Я не собираюсь тебя заставлять силой.
Он попятился, точно ожидая, что я вскочу и брошусь за ним следом. Потом повернулся и пошел в свою комнату, бросая на меня быстрые взгляды из-за плеча.
— Да, еще… — я отставил стакан, — Потом, позже, ты сильно пожалеешь о том, что позволил решать за себя гордости, а не рассудку. К сожалению, в этом самом «потом» ты будешь уже один и помочь тебе я никак не смогу, даже если захочу. Но я уважаю тебя и твое решение, вне зависимости от его полезности.
Котенок уже повернул за поворот, мне показалось, что он ушел к себе в комнату. Но спустя секунды две или три он снова возник в коридоре. Лицо у него было напряженное, он явно старался понять, какую еще гадость задумал для него коварный герханец.
— Что? — спросил он неуверенно.
— Через пару месяцев, а то и недель за тобой придет корабль с Земли. Я думаю, я скажу ребятам из конвоя кое-что. По секрету, конечно. Ну, ты понимаешь.
— Что скажешь?
— Про меня. Про тебя, — я коснулся пальцем сперва своей груди, потом указал на Котенка, — Про нас.
— Не понимать, — сказал он неуверенно, глядя на меня большими глазами.
— А они поймут. Нет, ничего такого, я просто скажу им, что мы были любовниками. Ну, вместе спали. Мы ведь были здесь одни очень долго, я был очень одинок, а ты был очень славным пленником. В общем, я не смог устоять. Я герханец, они совсем не будут удивлены. Ведь действительно, мы тут так долго, одни на всей планете… Кто угодно почувствует себя одиноким! Тем более, что ты сразу мне понравился и был не против общества зрелого мужчины из известного рода.
Лицо у Котенка стала того цвета, который бывает ранней весной у тающего снега — бледно-серым.
— Дерьмо… — сказал он.
— Я скажу, что нам было очень весело тут, одним. Действительно, что нам еще тут было делать? Обычная история, ничего особенного. Люди, которые половину жизни мотаются по Галактике, слышали еще и не такое. А от меня именно такого и ждут, можешь не сомневаться.
— Это ложь. Я скажу им.