Иногда оно светится (СИ)

Котенок одел свои доспехи, я даже не успел заметить, когда. В них он выглядел совсем как тогда, в первый день, когда я вытаскивал его из тонущей капсулы и тусклый свет звезд играл на его лице. Совсем как тогда — и иначе… Тот Котенок не смог бы смотреть на меня так. Он стал старше, и это лицо принадлежало уже не ребенку.

Мне не стоило ничего говорить. Самым лучшим было бы отвернуться от него и выйти на лестницу. Я хотел встретить десант между первым и вторым ярусами, чтобы у них не было возможности задавить меня числом.

Но вместо этого я сказал:

— Одел парадную форму? Случай подходящий.

Они приближались. Я видел их лица, еще маленькие, полускрытые масками, непривычные. Говорят, нельзя смотреть в лицо тому, кого собираешься убить. Глупости, ерунда… Лица — лишь царапины на поверхности бесконечного

Времени. Они появляются и исчезают. Все исчезает в конце концов. Даже то, что иногда кажется тоже вечным.

Я приподнял ствол и он уткнулся в грудь Котенка, повыше того места, которое прикрывал шипастый металл.

— Наверно, я должен помочь тебе. Если хочешь, я помогу. Это будет быстро.

Мне почему-то показалось, что он усмехнулся. Хотя его лицо ничуть не изменилось, да и глаза остались прежними. Может, моя тень так причудливо легла на его губы?..

— Да, помоги мне, — я сглотнул. Пальцы почему-то стали сухими, даже пот исчез, — Но исполни просьбу… последнюю.

— Какую? У нас две минуты.

— Поцелуй меня, — прошептал Котенок, делая шаг мне навстречу. Стальные подошвы лязгнули по полу, его движения в доспехах были неуклюжими, тяжелыми. Но внутри, за этими шипами, пластинами и полосами, был тот человек, прикасаясь к которому, я чувствовал тепло. Человек, которому я обещал показать светящееся море.

Я хотел сказать «Нет». И это слово даже появилось, легло на язык, почти вылетело. Но рассыпалось прахом.

— Да…

Он сделал еще шаг и я медленно прижал его к себе, чувствуя ладонями его холодное стальное тело. Шипы вонзились в грудь, под майкой стало мокро, но я не чувствовал боли и не думал об этом. Касание губ…

Последний поцелуй с миндальным привкусом неизбежности. Последняя секунда. Я чувствовал его губы и больше я не чувствовал ничего. Я не чувствовал даже Линуса ван-Ворта, который стоял с ружьем в руке, я падал куда-то, закрыв глаза, падал, зная, что дна уже не будет…

У этого падения нет конца.

Боль ворвалась в живот, расколола ребра, веером молний рзошлась по всему телу. Я попытался отскочить, понимая, что не успею, чувствуя, как тело превращается во вспухший отросток этой боли, непослушное и слишком, слишком, безнадежно медленное. Я выронил ружье и упал на бок. Пол оказался у самого лица и прямо перед глазами я увидел несколько трещин в полу. Они почему-то показались мне очень глубокими и очень красивыми, в них был какой-то смысл… Мозг цеплялся за что угодно, лишь бы отключить боль, помешать ей ворваться в рассудок и разрушить его.

А надо мной стоял Котенок и вместо глаз у него были два черных изумруда. От которых вних тянулись две тусклые влажные линии.

Мразь… Ярость всколыхнулась огнем в руках, заскрипела в сухожилиях, я рванулся, распрямляя руки, забыв про боль, забыв про то, что у меня вообще есть тело. Он был совсем близко. И когда у меня почти получилось, когда моя рука была совсем рядом…

Я не ударил.

Я не мог.

Я слишком долго смотрел в эти глаза. Слишком.

И все уже было потеряно.

— Прости, Линус, — сказал он. Голос прошелестел легким утренним бризом. Коснулся лица, — Так надо сделать.

Это мой путь.

Он был прав. Это был его путь. Путь графа ван-Ворта закончился давным давно и он напрасно пытался сменить его, обманывая себя тем, что идти можно до тех пор, пока хватит сил. Нет. Все пути кончаются. И силы тогда нужны только для того чтобы остановиться. Мне захотелось закрыть глаза, подарить себе хотя бы мгновенье темноты, прежде чем картечь войдет в голову, до смерти хотелось окунуться в себя, как нырнуть в черное ночное море.

Хотя бы секунду, крошечную часть секунды, мгновенье… Но я не смог закрыть глаз. и пожалел Котенка — ему придется стрелять, глядя мне в глаза. Но он сильный, он у меня смелый и сильный малыш, может он сможет оторвать взгляд…

Котенок поднял ружье, лежавшее рядом со мной, постоял немного, словно привыкая к его тяжести, потом положил обратно и вытащил из-за спины меч. Посмотрел на меня, моргнул и, резко повернувшись, вышел на лестницу. Он всегда ходил бесшумно, но доспехи мешали ему и я слышал их лязг, когда он задевал шипами стены.

Котенок…

И боль исчезла. Потому что я понял. И сорвал свое тело с пола, это непослушное и слабое тело, пропитанное ядом боли, рванул его вверх, потащил. Котенок…

Встать у меня получилось не сразу. Хромая, прижав руки к животу, который был огромным воспаленным нарывом, я проковылял несколько шагов.