Жестокий, неприятный вопрос. В моем голосе было недостаточно мягкости чтобы скрыть его острые грани. Я опять почувствовал стыд.
— Убирайся, герханец, — ответил он по обыкновению, пытаясь проскользнуть мимо меня.
Это было в коридоре второго яруса, где сделать это было достаточно непросто. Я протянул было руку, но передумал, не стал его задерживать. Он добился своего — я боялся к нему прикоснуться. Пригнувшись, он проскользнул под моей рукой и быстро ушел, подняв плечи.
Но боялся я не его угроз.
Я боялся себя.
ГЛАВА 9
Я перестал блокировать внешнюю дверь.
В первый раз это произошло случайно, я копался в распределительном щитке у входа и, поднимаясь вечером наверх, забыл проверить дверь. Вспомнил я об этом только на следующее утро, когда, выждав положенное время на своем ярусе, спустился к завтраку. Я всегда старался затянуть с этим чтобы у Котенка была возможность больше времени просидеть на кухне или побродить по маяку. В моем присутствии он этого никогда не делал. Я все еще был для него опасностью. Даже не опасностью, я был для него материализовавшимся сгустком всего плохого, что только может случиться. Герханцем.
Выйдя наружу чтобы выкурить сигарету у воды, я заметил следы на песке. Следы были не моими, это я понял сразу — мало того, что гораздо меньше моих, так еще и босые. За пределами маяка я всегда надевал обувь.
— Вот те на… — пробормотал я, наливаясь нехорошим предчувствием и забывая про сигарету.
В два скачка я оказался у кромки воды. Но море мирно облизывало мелкую прибрежную гальку, лениво ворочая камни с одной стороны на другую. Оно не скрывало в своей толще хорошо знакомого мне тела — худощавого, с острыми ключицами. Сквозь него я видел камни на дне, покрытые солнечной дрожащей паутинкой и бесформенные, плывущие в никуда, кляксы водорослей.
Следы пытались стереть, неловко, наспех. Закурив все же сигарету, я с усмешкой изучил их. Короткой цепочкой они шли от порога до ближайшего к воде камня, большой неровной пластине, одним краем уходившей в воду. Вторая цепочка вела обратно. Я присел на корточки возле воды, задумчиво провел ладонью по шероховатому камню.
Сколько времени ты просидел здесь, Котенок?..
Минуту, лишь брезгливо глянув на горизонт? Или несколько часов, тоскливо глядя в воду?
Иногда мне очень хочется тебя понять.
Кроме следов было еще кое-что, указывавшее на то, что Котенок побывал за пределами своей темницы. У самого водораздела я заметил небольшой холмик, явно насыпанный рукой. Волны никогда не создают подобных. Он был невелик и сделан много времени назад — волны прокатывались по нему раз за разом, каждый раз незаметно похищая из основания несколько камней или ракушек. Море лишь кажется мирным и сытым, оно разрушает все, созданное чужими руками.
На самой верхушке этой неуклюжей, готовой вот-вот окончательно осесть, насыпи красовалось перо. Маленькое белое перо, тронутое едва заметными серыми вкраплениями и разлохмаченное немного по краю. Перо гребешка — узнал я, крутя его в пальцах. Прилетавшие с первыми весенними сквозняками гребешки любили, устроившись на косе, выдергивать старые «зимние» перья. Но в землю они их никогда не втыкали. Белоснежно-кремовое перо дрожало в моих пальцах, невесомое, хрупкое, замершая песчинка скорости, застывший осколок дерзкой стремительности. Я посмотрел сквозь перо на солнце. И неожиданно воткнул себе в волосы.
Мы делали так иногда с братом, играя в индейцев. Но тогда мне было на два с половиной десятка лет меньше.
Перо трепетало, я чувствовал, как оно бьется в такт с порывами ветра, тихо трещит за ухом. Пару раз оно готово было покинуть свое место и упорхнуть, полететь над волнами.
Зачем я это сделал? Я сломал пополам сигарету, хотя не успел докурить ее и до половины и повернулся чтобы уйти обратно.
И увидел его лицо в окне второго яруса. От неожиданности, что его увидели, Котенок вздрогнул, нелепо дернул головой и исчез. Но я запомнил его взгляд. Озадаченный взгляд изумрудных глаз. Он предназначался мне. И что-то еще дрогнуло в этом взгляде. Что-то знакомое.
Идя к маяку, с белым пером в волосах, я впервые подумал, что, может…
В общем, с тех пор я перестал блокировать наружную дверь.
Кажется, тогда был четверг. Не могу сказать этого наверняка, я всегда несколько рассеянно относился к календарю, да и работы было с головой.