Иногда оно светится (СИ)

Котенок довольно зажмурился на секунду — наверно, устали напряженно следившие за морем глаза. Но на его лице появился намек на улыбку. Тень, пробежавшая по скулам, легкие морщинки на лбу — и все. Только на секунду. Потом взгляд опять стал сосредоточенным и отрешенным, лицо стянулось в гранитную маску, которая скорее потрескается, чем образует улыбку. И мне стало отчего-то тоскливо.

— Ну, веди пока, у тебя здорово получается, — я показал ему вертикально стоящий отогнутый большой палец, — Я пока подремлю рядом. Двое суток не спал.

Я сел в кресло навигатора, стоящее в паре метров, вполоборота к Котенку. Он чувствовал мое присутствие, хоть и не смотрел на меня, поза у него была напряженной, губы плотно сомкнуты.

— У вас есть моря? — спросил я. Кажется, когда-то я уже задавал этот вопрос.

— Мало, — ответил он коротко.

— Глубокие?

— Не знаю.

— Я никогда не был в ваших местах.

— Странно. Твои ракеты долетали.

Яда в его голосе хватило бы на полк солдат. Я вздохнул.

— Этими ракетами управлял не я. Это не моя работа.

— Твоя работа — убивать.

— Да. Ты сам говорил, что я герханец, а у нас нет других профессий.

— Вы все убийцы.

— На этой планете сейчас все население состоит из убийц, — я мягко улыбнулся, — Или ты выбрал другую работу? Вы убийцы, мы тоже убийцы. Просто разные биологические виды, разные популяции. Хищников всегда много, и у них всегда есть, чем заняться, правда?

— Мы боремся.

— Борются на арене, малыш. В жизни любая борьба — тоже убийства. Иначе никак не получается, хотя много раз пробовали. Умение убивать зашито в нашем ДНК, его не вытащишь, как запал из гранаты. А называть его можно как угодно.

— Мы боремся за свободу, — сказал он твердо, стиснув зубы.

— Ага. Это самая популярная причина. Свободы всегда хочется больше чем есть и всегда есть предел, за которым эта свобода превращается в резню тех или иных, которые ей мешают. Ты еще молод, Котенок, ты не понимаешь — нет ни одной причины для убийства, которая себя бы оправдывала. Борьба за свободу, за права, за жизнь, за близких, за ресурсы… У нас есть много причин, по которым мы начинаем убивать, но нет ни одной святой и верной. Все это… Дерьмо все это, вот что.

— Ты солдат. Ты выбрал этот путь.

— А ладно тебе… Мне тоже когда-то было шестнадцать и у меня тоже были горящие глаза. Да и выбора, собственно говоря, у меня не было. Родиться в роду ван-Ворт на Герхане и не стать солдатом — то же самое, что родиться человеком и не дышать воздухом.

— Правила вашей клановой чести? — незнакомым голосом спросил он.

— Не клановой. Но что-то вроде.

— Ты мог уйти всегда.

— Мог. И мог бы даже смириться с позором.

— Не ушел.

— Нет. Даже тогда, когда понял все это, — я махнул рукой, — про борьбу и честь. Остался, дрался, убивал. Бывало, уничтожал целые города.

— Почему?

— Почему остался, когда понял, чего все это стоит?

— Да.

— Это моя работа, — я пожал плечами, — Я остался потому что иначе не мог. Я такая же машина для убийств, как и ты, Котенок, только я чуть старше и сложнее. Это — моя жизнь.

— Но ты здесь. Теперь.

У меня появилось ощущение, что я разговариваю с каменной статуей. Котенок так ни разу и не посмотрел на меня, а говорил глухо и монотонно.

— Считай это принудительной терапией, — я подмигнул, — Я сам сослал себя в ссылку.

— Я сделаю быстрее скорость.

— Хорошо, но не доводи до восьмидесяти. Мало ли.

Котенок уверенно увеличил скорость. Кажется, ему хватит и пары недель.

— Ты убежал от себя. Убийства были твоей жизнью. Ты убежал от жизни.

Я пристально взглянул ему в лицо. Что-то новое. У Котенка был вид человека, который смотрит внутрь себя.

— Я сделал выбор.

— Нет, — сказал он, — Ты просто трус.

ГЛАВА 10

Землю мы увидели около полудня. Сперва Котенок, все еще стоявший у штурвала, встрепенулся и вытянул шею. Проследив за его взглядом, я заметил серую дымку земли над волнами. До нее было еще прилично, но глаз у моего рулевого без сомнения зоркий.

— Земля, — сказал он.

— Можно смотреть и по радару, — я постучал по матовому экрану, на котором уже давно появился контур архипелага, этакое выплеснутое на твердую поверхность яйцо-пашот. Островов там было около тридцати, я мог не считать, но относительно крупными были только два, остальные по размеру напоминали скорее выступившие из болота кочки, — Пристанем у того, что с краю. Видишь, вон там?.. Там есть где размять ноги.

— Мы будем там?

— Конечно. Не для того же мы трясли свои задницы столько часов чтоб посмотреть на это несчастье и взять обратный курс! Кроме того, время близится к обеду… Там и перекусим. Метров за триста уменьшай скорость до двадцати и передавай управление. Там запросто можно наскочить на отмель, я вообще стараюсь не гонять «Мурену» в таких местах.

— Да.

— Но придется, конечно, промочить ноги… Единственный бот на этой планете благополучно пошел ко дну лет пять назад, так что придется десантироваться в воду. Тебя это не пугает?

— Меня ничего не пугает, — ответил он, скрипнув зубами.

— Но ведь ты не в халате будешь плыть?

Он не ответил.

— Ладно, сиди здесь. Кажется, пришло время заняться твоим гардеробом.