Я вытолкал бот на прибрежный песок, узкую полоску, усеянную водорослями и осколками давно расколовшихся кусачек. Здесь приятно пахло, хотя запах прелых водорослей отдавал чем-то больничным. Ноги оставляли на коричневом песке неглубокие вмятины, которые тут же заполнялись водой. Я запрокинул голову и набрал полную грудь воздуха. Даже если мне случалось ненадолго отправиться в плавание, я всегда начинал чувствовать себя как-то по особенному, когда ступал на землю. Не облегчение, что-то другое… Наверно, так же чувствовали себя древние моряки, бороздившие моря на своих беззащитных кораблях.
Котенок подозрительно покосился на меня.
— Что?
— У тебя глупое лицо, — процедил он.
— Ничего, оно такое с рождения, я привык. Как тебе здесь?
— Земля.
— Да. Таких островков здесь немного, уж можешь поверить. И здесь всего два вида деревьев, которые могут расти на поверхности. Я имею в виду — на всей планете их всего два. Остальное мелочь, всякие мхи и лишайники. Ни одного плодоносящего дерева, никаких грибов, злаков, кустарников. Соответственно, никаких млекопитающих, что странно, даже под водой. На Земле хотя бы киты были… Это мир совершенно не приспособлен для человека. Оказавшись без современных средств выживания, он умрет, — я развел руками, — Это чужой мир, и мне и тебе.
— Ты жить здесь, герханец.
Пришло мое время смолчать, сделав вид, что не расслышал.
— Можешь побродить пока, только осторожно. Близко к воде лучше не суйся. Я найду место для костра и перетащу вещи.
— Я не боюсь воды.
— Как и она тебя. Поэтому не лезь куда не надо. Здесь нет млекопитающих, но на глубине полно тех, кто с удовольствием отведает человеческого мяса. Я не пугаю тебя, просто… просто… Не рискуй.
Он еще туже затянул хвосты рубашки и двинулся по берегу, легко касаясь босыми ступнями песка. В свете глядящего ему в спину солнца он смотрелся невесомым. Мне даже показалось, что не остановись он на границе воды и песка, он может пойти по воздуху. Худой, с развевающейся, слишком просторной для него рубахой на спине, с этими своими бледными ногами, высовывающимися из неровно распоротых и тоже слишком просторных штанин. Призрак необитаемого острова.
— Чудак ты, малыш, — сказал я без всякого смысла, устроил бот поудобнее и подхватил вещи. Как я и думал, рощица была самым удобным местом для того чтобы расположиться на пару часов. Конечно, неплохо бы устроиться у самого моря чтобы подставить горячие ступни пенящимся волнам, но весеннее солнце уже набрало прилично силы. Мне-то ничего, у меня кожа продублена ветрами и солнцами тысяч планет, а вот Котенка с непривычки может обсыпать волдырями. Акклиматизация — коварная штука. К тому же смотреть здесь особенно не на что, вода была мутновата и не могла удивить ничем кроме обрывков водорослей. Если Котенок захочет, свожу его как-нибудь на коралловый риф. Там есть на что поглядеть, особенно если натянуть на упрямого Котенка акваланг.
Я вырыл резаком неглубокое углубление под костер, быстро нарубил мелких веточек для растопки. Вся рощица состояла из десятков двух деревьев и редкое из них было выше меня, но я знал, что эта древесина горит долго и дает достаточно жара чтобы не беспокоиться о запасе дров.
— Хорошо, что здесь еще не придумали экологию, — усмехнулся я и разжег огонь. Алые, робкие поначалу язычки пламени затрещали под растопкой, пуская в небо злые тонкие копья дыма. Я прилег неподалеку, примостив голову на плечо и подложив под подбородок кулак. С маяка можно было взять пару старых одеял, да черт с ними… ничего…
Дрема пела во мне тысячами уютно трещащих сверчков, солнце мягко пробивалось сквозь неплотно сомкнутые веки.
Щеку кололи травинки, пахло землей, морем и водорослями. Я лежал на боку и чувствовал себя так, словно дышу в ритм с самой планетой. В голове приятно кружилось.
«Да уж… Да», — бормотала сонно в ухо какая-то бесполезная и непонятная мысль.
И я уснул.
Был закат.
Он обнял меня, когда я слазил с антиграва, больше шутливо, чем с нежностью, я попытался увернуться и чуть не шлепнулся на пол ангара. Он рассмеялся. Не обидно. Его смех щекотал тысячью иголочек, каждая из которых была из особенного металла, но ни одна не пробивала кожи. Когда он смеялся, у меня появлялось ощущение, что возле меня мурлычет огромный добродушный тигр.
— Лин… — он провел своей шершавой ладонью по моей щеке, снял с меня шлем, — Не устал?
— Нет… — тихо сказал я. Рядом с ним я никогда не уставал. Никогда-никогда.
Он почему-то не собирался вставать с антиграва. Продолжал держать руку на моей щеке и я чувствовал, как от нее волнами по всему моему телу расходится тепло.
— Ну что? — нетерпеливо спросил я, — Пошли!
— Лин…
— Прекрати! — я схватил его за руку и попытался вытянуть из седла. Конечно, с таким же успехом я мог бы попытаться вытянуть камень из фундамента замка, — Пошли наверх.
Он снял свой шлем и я увидел, что лицо у него уставшее. Чуть более сухое, чем обычно. Но глаза смотрели с нежностью.
— Вечером я улетаю.