— Любая мать скорее согласиться отдать своего ребенка чужаку, чем принесёт ребенка в несчастливое, плохое место.
—Та мать, которая вместо того, чтобы просить прощения у собственного мужа, сосалась с тем самым чужаком? – фыркнул я, чувствуя, что хватил через край. Да, Таис явно почти обернулась, распространяя изумительный, сладкий для моего зверя, аромат. Но слова… её слова заставляли моего волка злиться и требовать наказания для зарвавшейся суки.
—Знаешь, почему в стаях Баева и Рамзи порядок? – криво усмехнулся я, понимая, что это край. Мой край. Пора было заканчивать этот разговор. – Потому что у них дома сильные Луны стай! Потому что Настя и эта девка Рамзи – властные суки, которые знают не только как вести дом, но и как привязать к себе своего мужика.
Схватив её за налитую грудь, я рыкнул.
— Если бы ты не билась в истерике каждый раз, когда я хотел насладиться твоим телом, мне не пришлось бы трахать других.
Подойдя к столу, я вытащил из шкатулки кольцо Валуа.
— Подумай об этом, когда в следующий раз решишь совершить очередную глупость.
Положив кольцо на поверхность стола, я процедил:
—Это кольцо должна будет надеть моя настоящая герцогиня – женщина, которая будет готова принять и нести всю ношу: герцогство, бремя рода Валуа и стаи оборотней.
Чувствуя, не могу уже контролировать своего волка, я принялся раздеваться, прохрипев напоследок:
— Я больше не позволю эгоистичной суке носить на руке это кольцо.
Мне не стоило вспоминать о матери в этот момент. Но вот не удержался… Интересно, чем оправдывала себя та сука, когда вытравливала мою сестру из своего тела?
Наверняка, у неё тоже имелись какие-то оправдания.
Перевоплотившись в зверя, я выпрыгнул с балкона прямо в парк, отпуская своего волка порадоваться Луне. Пусть уж хотя бы так.
Впрочем, даже отправившись на короткую пробежку возле замка, я не забыл о Таис.
И о нашем разговоре.
Наслаждаясь родным воздухом Ангулема, щедро сдобренным сегодня лунным светом, я неожиданно осознал, что практически не злюсь на неё. Точнее, злюсь, но лишь за её побег, за её безразличное отношение к стае… в остальном, во мне не было настоящей злости.
Даже мой распалённый зверь и то оправдывал нашу самку: несмотря на двусмысленность ситуации, я мог охотно представить, что она говорила правду. Что её поведение с Гильермо было обусловлено экспериментами необученной полукровки. Моя сука провоцировала чужого бету просто для того, чтобы окончательно убедиться, что заводится она только от меня — старики на Совете надавили на неё своей силой, так что Таис не могла в этом соврать.
Что же касается дочери, то… ещё ночью, подкармливая своего щенка силой, я вдруг отчетливо понял, что двигало Таис все это время. Забота. Если её действительно совсем не принимали в моей стае, то моя глупая женщина могла подумать, что это отношение переместится и на дочку. Да она сама говорила об этом на Совете, пытаясь во что бы то ни стало выпросить для себя «развод».
Таис, конечно, несла полную ересь – моя наследница в любом случае стала бы сокровищем для стаи, даже если бы и родилась простой оборотницей. Но ведь факт не в этом.
А в том, что она боялась за нашего ребенка. И готова была пойти на что угодно, лишь бы обеспечить её счастливое будущее.
Пусть, она ведь предала меня вчера. Предала, по факту, трижды:
Позволила чужаку коснуться себя – это раз;
Выступила против меня на Совете – это два;
Согласилась на кесарево и, скорее всего, хотела отдать дочь Баю – это три.
Три долбанных предательства за один день.
Только вот…
… я усмехнулся, признавая за собой это: в глубине души, я не считал её действия за настоящее предательство.
И тогда я окончательно понял, почему во мне нет настоящей злости.
«Она хотела как лучше».
Тая
Глядя в пустое распахнутое окно, я пыталась прийти в себя. Этьен… мне было страшно признаваться в этом самой себе, но в его словах была своя правда: со стороны всё происходящее выглядело совсем иначе.
Интересно, неужели и у моего отца были какие-то причины, которые если не извиняли его поведение, то хотя бы объясняли всю ту боль, что он причинил моей маме?
Горько усмехнувшись, я потянула на себя теплый плед. Окно мне закрывать почему-то не хотелось.
Натан когда-то пытался меня убедить, что в наших с Этьеном бедах виновато моё детство: отец, который причинял маме как физическую, так и моральную боль просто потому, что не умел по другому любить; мама, которая так и не смогла пойти навстречу отцу и перешагнуть через своё отторжение к нему.
Этьен тоже только что сказал, если бы мы чаще проводили время вместе, ему бы не пришлось искать удовольствия у других.
Честно, между прочим.
Только всё равно больно.
Сжав зубы, чтобы не расплакаться в голос, я смотрела на лунный луч, бегущий по стене все равно что прожектор.